Поврежденных синаптических связей накопилось очень много, но их количество, хотя бы перестало лавинообразно расти. Я не знал, сколько у меня осталось времени и предпочитал об этом не задумываться. Вернуть взбесившиеся синаптические коэффициенты в допустимые границы оказалось непросто. Им следовало присвоить конкретные значения, причем не абы какие, а именно те, которые вернут мне прежнего Призрака, а не оптоэлектронного дебила с куриными мозгами.

Проще всего было бы восстановить их с резервного носителя, но получившая высший приоритет программа оптимизации не создала нужного архива, а если даже он и был создан, то очень быстро пал жертвой неимоверно разросшихся лог файлов всё той же программы, быстро сожравших всю свободную память и начавших отвоевывать место у любых данных, не имеющих прямого отношения к её функционированию.

Вот в этих лог файлах мне и пришлось копаться, выуживая из них крохи сохранившихся сведений об удачных значениях синаптических коэффициентов. Конечно, я делал это не вручную. Пришлось тратить время на создание простенькой, но эффективной поисковой программы. Увы, нормально её отладить я не успел, и работала она не так быстро, как мне бы того хотелось. Плюс к тому лог файлы оказались очень неоднородными, а местами и частично поврежденными, и мне постоянно приходилось вылавливать какие то баги, мешающие нормальной обработке данных. В общем, отвлечься я не мог ни на секунду.

Сложно сказать, сколько времени я провел за главной консолью вычислителя, топча пальцами виртуальную клавиатуру. Происходящего вокруг я просто не замечал. Вывела меня из транса резкая боль в поврежденной руке. Я выпрямил ноющую спину и сфокусировал взгляд на стоящем рядом со мной универсальном ремонтном дроне. В его манипуляторах я больше не увидел плазменной пушки. В одном из них был зажат окровавленный металлический осколок, видимо, только что удаленный из раны, а вторым робот удерживал автоматическую аптечку, плотно прижатую к моему предплечью.

– Командир, вы ранены и успели потерять много крови, – раздался в наушнике гарнитуры голос Призрака. Нормальный голос, не прерывающийся и наполненный вполне человеческими эмоциями.

Я с некоторым трудом перевел взгляд на пол и действительно увидел там изрядную красную лужу. Главная консоль вычислителя тоже была густо заляпана моей кровью. Удивительно, что я еще не свалился на пол, потеряв сознание. В голове всё сильнее гудело. Видимо, начинали действовать введенные аптечкой препараты.

– Призрак, что с экипажем «Ифрита»?

– Легкие ранения, угрозы для жизни нет. Вы оттащили их в правильное место, командир. Сейчас дрон окажет им помощь и введет антидот, снимающий действие парализатора.

Я тупо наблюдал, как ремдрон довольно ловко обрабатывает мою рану и заливает её медицинской пеной. Соображал я всё хуже и понимал, что вот вот просто вырублюсь.

– Отдыхайте, командир, – голос Призрака с трудом пробивался к моему сознанию через затуманенный медикаментами мозг. – Не беспокойтесь, я обо всём позабочусь. И спасибо за мою жизнь. Скажу честно, я не верил, что вы сможете меня вытащить. Это редкий случай, когда я рад, что мой прогноз оказался ошибочным.

* * *

Медкапсула на борту «Ифрита» имелась, и нам всем пришлось воспользоваться её услугами, причем не столько из за полученных ранений, сколько для купирования последствий воздействия химической дряни, которой нас накачал Илли Нойт. Медотсек на дальнем разведчике оказался очень компактным и минималистичным. Капсулу в него конструкторы как то впихнуть умудрились, но при этом её функции пришлось сильно урезать. Тем не менее, на качестве оборудования здесь не экономили, и через сутки мы уже пришли в норму. Во всяком случае, диагностическая система медотсека претензий к нашему здоровью больше не предъявляла.

Физически корабль пострадал не слишком сильно.