— Конечно! Все карточки. Как мне теперь жить?

Ответа я, конечно, не знал. Но, призадумавшись, понял, что продовольственные карточки понадобятся ей уже к завтраку.

— Все, все, — повторила Марция. — Удостоверение личности, талоны, водительские права, страховой полис на автомобиль, ключи от квартиры, плоскую пудреницу, естественно, и помаду, все, — и закончила шепотом. — Включая портсигар.

Я видел ее портсигар. Из золота и платины с монограммой «М», выложенной маленькими бриллиантами. Десмонд подарил ей этот портсигар перед отъездом в Бирму, где его и убили. Она собиралась выйти за него замуж после окончания войны. Он никак не хотел жениться на ней раньше, полагая, что поставит Марцию в неловкое- положение, если пропадет без вести.

Пока я подыскивал слова, чтобы не показаться грубым или сентиментальным (в конце концов, он погиб три года тому назад), Марция с улыбкой пришла мне на помощь: «Когда я поняла, что произошло, у меня возникло такое ощущение, будто я стою посреди улицы абсолютно голая».

Тем самым из сферы эмоций мы вернулись на бренную землю, и я задал вполне уместный вопрос: «Когда это случилось?»

— Вчера вечером. Я поняла, что у меня нет сумочки, когда выходила из такси. Я ездила к Летти на уик-энд. Моррисон заплатил шоферу и открыл дверь своим ключом. Я, разумеется, сразу позвонила на вокзал, но ехала я на том поезде, что весь день курсируют взад-вперед, — дорогой, что за жизнь! — и он уже отправился в Брайтон. С моей любимой сумочкой. А потом кто-то просто взял ее себе!

— Из Брайтона ничего не сообщили?

— Нет. Сегодня утром я снова звонила на вокзал.

— Но, Марция, дорогая… одну минуту, по-моему, нам надо выпить, — я заказал еще два двойных. Марция благодарно улыбнулась. — Что я хотел сказать… Как женщина может оставить сумочку в поезде? Сумочка — ее неотъемлемая часть. Ты должна была почувствовать себя абсолютно голой, едва выйдя на платформу.

— Все получилось так глупо. В поезде я читала журнал, сумочка лежала рядом. Потом я сунула журнал под мышку и… о, Дэвид, я такая идиотка, что не стоит даже говорить об этом.

— Я и не собирался, дорогая. Наоборот, хотел узнать, чем могу тебе помочь?

— Я знаю. Ты такой заботливый.

— Тебе же надо многое восстановить. Карточки, разные документы. Я могу что-нибудь сделать?

— Спасибо. Дэвид, но, как говорится, «поезд уже ушел», — она засмеялась. — Как и тот поезд с сумочкой, к сожалению. Я все утро носилась, как сумасшедшая, но документы и карточки уже у меня.

— Много там было денег?

— Около десять фунтов, и до начала следующего квартала еще далеко. Придется мне теперь жить скромнее. Но дело-то не в деньгах, а… в остальном.

Я понял, что она вновь думает о Десмонде. Марция, должно быть, это сразу почувствовала, она вообще очень сообразительная, потому что тут же продолжила:

— Я имею в виду сумочку. Страшно подумать, что мою любимую сумочку носит сейчас какая-то противная тетка в Брайтоне или где-то еще.

— Я ее видел?

— Конечно, дорогой, это же единственная сумочка, какая у меня была. Только теперь нет и ее.

Я-то всегда полагал, что у женщин множество сумочек, но, вероятно, сумочки для них, что курительные трубки для мужчин. Обычно у каждого из нас их с полдюжины, но под рукой именно те, которыми мы в данный момент воспользоваться не можем.

— Кажется, я видел у тебя черную сумочку, — осторожно заметил я.

— Ну разумеется, дорогой, если я ношу сумочку, то только черную.