– Нет, я действительно был потрясен, – ответил Синго, но когда Сюити догадался, что отец, не отдавая себе в этом отчета, думал о Кикуко, у Синго даже дыхание перехватило.

Пассажиры с ветками клена сошли в Офунэ. Глядя, как ветки клена движутся над платформой, Синго сказал:

– Может быть, съездим как-нибудь в Синею – полюбоваться на клены? С матерью и с Кикуко.

– Не знаю. Меня клены мало интересуют.

– Я хочу снова увидеть родные горы. И дом Ясуко – ей приснилось, что он весь развалился.

– Действительно разваливается. И если не починить, пока не поздно, совсем рассыплется. Остов, правда, еще крепкий – поэтому он и стоит, и если починить… Но зачем,собственно?

– Как зачем? Когда я уйду на пенсию, мы с матерью сможем уехать в деревню, а когда-нибудь, глядишь, и вы там поселитесь.

– Я могу остаться и присмотреть за нашим домом, а Кикуко – она еще не видела материнского дома в деревне – пусть едет вместе с вами, по-моему, это самое лучшее.

– А как сейчас Кикуко?

– С тех пор как у меня с той женщиной все кончилось, Кикуко стала какая-то скучная, ко всему безразличная.

Синго горько усмехнулся.

4

В воскресенье днем Сюити снова отправился удить рыбу.

Положив в ряд подушки для сидения, которые вынесли сушить на веранду, Синго улегся на них, подперев рукой голову, и стал греться на солнце.

На большом камне у порога лежала Тэру.

Ясуко сидела в столовой и, стопкой сложив на коленях газеты за десять дней, внимательно их читала.

Когда попадалась интересная, на ее взгляд, заметка, она окликала Синго и читала ему вслух. Это повторялось довольно часто, и Синго, несколько раз промычав в ответ что-то невразумительное, наконец не вытерпел.

– Перестала бы ты, Ясуко, по воскресеньям читать газеты, – сказал он и лениво повернулся на другой бок.

Перед нишей в гостиной Кикуко ставила в цветочную вазу вьющуюся декоративную тыкву.

– Кикуко, ты сорвала ее на горе за домом? – Да. Красивая, правда?

– Там, наверно, еще осталось? – Да. Еще пять или шесть.

Кикуко приподняла лозы, на которых висели три ярких плода.

Каждое утро, умываясь, Синго видел, как на горе за домом розовеют декоративные тыквы, а сейчас, когда их принесли в гостиную, они оказались совсем красными.

Синго рассматривал декоративную тыкву, но в поле его зрения попала и Кикуко.

Как невыразимо чиста и прекрасна линия от шеи до подбородка. Нет, эта прекрасная линия не могла появиться за одно поколение – много поколений трудилось над ней, подумал Синго с грустью.

Может быть, оттого, что прическа оголила шею, Кикуко выглядела похудевшей.

Синго всегда знал, что у Кикуко очень красивая шея, изящная, длинная, но сейчас под тем углом, под которым он, лежа, видел ее, она казалась еще прекраснее.

Может быть, от осенних лучей солнца. Линия шеи у подбородка подчеркивала чистоту Кикуко.

Правда, шея уже чуть пополнела, и ее девичьи очертания начали исчезать.

– Только одну еще… – окликнула Ясуко Синго. – Очень интересно.

– Ну?

– Об Америке. Есть такой город Буффало, в штате Нью-Йорк. Буффало… Один человек в автомобильной катастрофе потерял левое ухо и ринулся к врачу. Врач опрометью выбежал из дому к месту катастрофы, разыскал окровавленное ухо, вернулся с ним домой и пришил пострадавшему. Ухо прекрасно прижилось. Здесь сказано, что и отрезанный палец может прирасти, если пришить его сразу.

– Что ты говоришь?

Ясуко некоторое время просматривала другие статьи, а потом вдруг заявила:

– То же самое и в семейной жизни.