Неожиданно он оборачивается, дровосек бежит, словно катится вниз с горы. Мундир на Синго вдруг охватывает пламя. И в тот же миг Синго раздваивается – на Синго в пылающем мундире смотрит еще один Синго. Огонь доходит до ворота и рукавов и, пробежав по краю одежды, гаснет. Мундир не сгорел, он только обуглился и слегка потрескивает.

Наконец Синго добирается до дому. Это его дом в Синсю, где он жил в детстве. Там была и красавица сестра Ясуко. Синго безумно устал.

К его дому подходит убежавший дровосек. Подходит к дому и падает без чувств.

Из тела дровосека появляется огромное ведро, полное москитов.

Откуда взялись москиты – неизвестно, но, проснувшись, Синго еще ясно видел москитов, переполнявших огромное ведро.

– Наверно, под сетку залетели. – Синго пытался прочистить уши, но все равно в голове гудело и она была тяжелая.

Начинался дождь.

Змеиное яйцо

1

Приближалась осень, и Синго, измученный долгим летним зноем, возвращаясь домой, часто дремал в электричке.

В часы «пик» поезда ходят через каждые пятнадцать минут, и вагоны второго класса не особенно переполнены.

И сейчас в его полусонном мозгу всплыли вдруг акации вдоль тротуара. Они были сплошь усыпаны цветами. «Неужели в Токио цветут акации вдоль тротуаров?» – подумал Синго, проезжая мимо них в такси. Он ехал по улице, которая начинается в районе Кудан и выходит ко рву, окружающему императорский дворец. Была середина августа, моросил дождь. Лишь с одной акации осыпались цветы, устилая асфальт под деревом. Почему осыпались цветы? Синго высунулся из машины и повернулся назад, и эта картина осталась в его памяти. Цветы были мелкие, зеленовато-желтые. В его памяти осталась картина буйно цветущих акаций– только с одного дерева опали цветы. Синго видел это на обратном пути из больницы, где он навещал приятеля – у того был рак печени.

Приятель был просто его однокурсник, и обычно они почти не встречались.

Он уже сильно ослаб, но в палате никого из родных не было – только сиделка.

Синго не знал, жива еще его жена или нет.

– С Миямото часто видишься? Если нет, то позвони ему и попроси, я буду тебе очень обязан, – сказал приятель.

– Попросить его, о чем?

– В мае, на встрече однокурсников, он сам завел разговор об этом.

Синго вспомнил, речь шла о цианистом калии. Значит, больной знает, что у него рак.

Когда собирались ровесники Синго, все старики за шестьдесят, разговор всегда вертелся вокруг болезней и смертей, и кто-то, наверно, сказал, что на заводе у Мйямото работают с цианистым калием и если заболеешь раком, то надо попросить у него этого яда. Кому охота продлевать свои страдания, когда известно, что болезнь неизлечима? И уж если смерть неизбежна, нужен хотя бы свободный выбор времени смерти.

– Но это же была обычная пьяная болтовня, – ответил Синго.

– Я им не воспользуюсь. Я и не собираюсь воспользоваться им. Единственное, чего я хочу – получить свободу, о которой говорили тогда. Если у меня будет цианистый калий, то одно сознание, что я могу принять его в любую минуту, даст мне силы вынести все мучения. Я уверен. Есть ли у меня другой способ обрести последнюю свободу, выразить свой единственный протест? Но я обещаю не воспользоваться цианистым калием.

Пока приятель говорил, глаза его сверкали.