— Господи… — с жалостью произнесла Винни, ощущая при этом дурноту.

Лежащая в постели женщина медленно повернула к ней налитые кровью глаза. Камма больше не могла говорить. Не могла видеть. Винни поняла это по ее взгляду, который никак не мог сфокусироваться на ней. Но эти страшные, незрячие глаза красноречиво передавали ей настроение тети. В них горели гнев и враждебность. Эти глаза говорили: «В этом виновата ты, Лавиния! Это ты принесла в дом заразу!»

— Прости меня, — невольно произнесла Винни. — Ты должна простить меня! Дорогая тетя, чем я могу помочь тебе? Скажи, я сделаю для тебя все!

Глаза тети злобно сверкнули. «Поди прочь, ты мне противна!»

— Может быть, послать за Хансом-Магнусом? — необдумано спросила Винни.

Глаза Каммы выразили панику.

— Нет, конечно, какая же я глупая, — пробормотала Винни своим прежним, униженным тоном. — Но, может быть, все-таки дать ему об этом знать?

Камма отвернулась, давая тем самым понять, что не желает иметь с ней никакого дела. Винни увидела, что гнойнички покрывают даже кожу на ее голове.

— Если я буду нужна тебе, тетя, позови меня, — смиренно произнесла Винни и ушла, поставив на тумбочку графин с водой.

Это было испытанием для Винни. Тетя Камма ухитрялась всегда вызвать у нее комплекс вины, и теперь она действительно чувствовала себя виноватой.

Последующие дни Винни ухаживала и за другими больными. Чаще всего она просто делала в помещении уборку. Херберт Соммер тоже весь был покрыт гнойничками, также как и большинство членов секты — в основном, старые дамы, но и дети. Винни тяжело было смотреть на них, она во всем винила себя и, покидая комнату одной маленькой девочки, она чуть не расплакалась.

Но Агнес Йохансен поправлялась — и все благодаря своей прививке. Воспаление легких тоже шло на убыль. Увидев Винни, она была удивлена и обрадована.

— Кажется, мы встречались раньше? Помните, в тот вечер на пристани? Я не знала, что вы медсестра! Винни объяснила ей в чем дело.

— Я так беспокоюсь за Доффена, — вздохнула Агнес, лежа на подушке, словно маленький увядший цветок. — Да, о собаке…

— Я знаю, где он, — улыбнулась Винни. — Они с Бранцефлором сидят каждый в своей клетке и лают. Впрочем, теперь они, кажется, смирились с присутствием друг друга: лежат и просто наблюдают друг за другом.

Агнес вздохнула.

— Моя маленькая собачка… Если бы его не было со мной на острове, я не пережила бы эти страшные дни. Жаль только, что его зовут Доффен. Бранцефлор звучит куда лучше!

Винни была польщена.

— Собственно говоря, Бранцефлор — это женское имя, — пояснила она. — Из сказки про Флореса и Бранцефлор. Но моя тетя считала, что Флорес — это девушка, а Бранцефлор — юноша. Впрочем, это не играет никакой роли. Не думаю, что это оскорбляет собаку.

Агнес рассмеялась. Она была так рада поговорить с кем-то о собаке, что попросила Винни приходить к ней почаще. Девушка согласилась, радуясь тому, что видит «своего» человека.

Рикард был прав: они очень походили друг на друга, Винни и Агнес. Не внешне, разумеется, а складом характера.

Винни больше уже не закалывала на затылке косы. Она и раньше не любила эту прическу, и поскольку она поняла, что Рикарду нравятся свободно лежащие волосы…

Жизнь казалась ей теперь очень увлекательной штукой. На фоне ужасной трагедии она переживала великую сказку своей жизни.

Она побывала также у пастора Прунка, хорошо ей знакомого. Тот был до смерти напуган и смущен.