Ламерк окинул взглядом собравшихся слушателей, которых стало значительно больше, чем в начале разговора. Дорс крепко сжала руку мужа, и по силе пожатия Гэри понял, что эта перепалка каким-то образом превратилась в нечто крайне важное. Он, правда, не мог пока понять, почему это случилось, но времени на отвлеченные раздумья просто не было.

Ход Ламерка:

— Но тогда, выходит, эта ваша психоистория, о которой столько судачат, вовсе ни на что не годна?

— Для вас — да, сэр, — спокойно ответил Селдон.

Глаза Ламерка расширились от нахлынувших чувств, но на лице все еще держалась широкая радушная улыбка.

— Что, слишком заумно для простых смертных?

— Просто психоистория еще не вполне приспособлена к практическому использованию. Боюсь, мне пока не удалось постичь ее логику.

Ламерк усмехнулся, подмигнул слушателям и насмешливо сказал:

— Вот человек, который мыслит логично! Какой поразительный контраст с реальным миром!

Шутку встретили дружным смехом. Гэри не мог придумать, что бы ответить. Он огляделся вокруг, заметил, как один из его охранников остановил какого-то человека и проверил содержимое его карманов, а потом отпустил.

— Видите ли, дорогой господин академик, мы в Верховном Совете просто не можем себе позволить тратить время на бесполезные теории. — Ламерк выдержал эффектную паузу, словно это была не приватная беседа в кулуарах на приеме, а, по меньшей мере, предвыборная речь с высокой трибуны. — Мы обязаны быть справедливыми и беспристрастными… а иногда, господа, нам приходится быть безжалостными.

Гэри вздернул бровь.

— Мой отец поговаривал: «Тот, кто всегда справедлив, — безжалостный человек. А тот, кто всегда благоразумен, — ужасно скучный человек».

Слушатели испустили дружный многоголосый вздох, и Гэри понял, что сумел сравнять счет в странном словесном поединке. Во взгляде Ламерка он прочел тому подтверждение.

— Ну, мы в Верховном Совете стараемся делать все возможное, все, что от нас зависит… Несомненно, нам не помешает помощь со стороны ученейших людей Империи. Наверное, мне нужно будет как-нибудь прочитать одну из ваших книг, господин академик, — Ламерк приподнял брови и глянул на слушателей. — Если, конечно, я смогу в ней что-то понять.

Гэри пожал плечами:

— Я перешлю вам свою монографию по запредельным вычислениям в геометрии.

— Впечатляющее название, — заметил Ламерк, обращаясь в основном к тем, кто собрался послушать.

— Знаете, книги — они как люди. Очень немногие по-настоящему чего-то стоят, а остальные просто теряются в бесконечном множестве.

— И к какой же половине вы предпочли бы отнести себя? — Ламерк расставил очередную ловушку.

— К тем, что теряются в бесконечном множестве. Тогда, по крайней мере, мне не пришлось бы присутствовать на стольких приемах.

К немалому удивлению Гэри, эта реплика вызвала бурю веселья у слушателей.

Ламерк сказал:

— О, я не сомневаюсь, что Император не допустит, чтобы вы переутомились от излишнего общения с публикой. Но вас непременно станут приглашать во множество разных мест. И вам придется отточить свой язычок, господин академик.

— На этот счет у моего батюшки тоже была подходящая присказка. «Остроумие — все равно что бритва. И скорее всех порежется при бритье тот, кто допускает, чтобы его бритва затупилась».

А еще его отец говорил, что, если мастер-брадобрей теряет самообладание, к нему перестают ходить бриться. Гэри вспомнил об этом только сейчас — но было слишком поздно.