Изменить размер шрифта - +

Он просеменил до комода и выдвинул ящик. Вьшул конверт, на его обратной стороне был адрес.

— Я всегда мечтал посетить Армению, месье Алекян. Говорят, там еще жив фольклор. И теперь я смогу передать привет вашим кузенам, когда…

— Что ж, желаю вам приятного путешествия.

Мы пожали друг другу руки. Теперь хоть у нас было имя человека, которому можно будет сообщить, когда… Я сбежал вниз по лестнице. Я позвонил из первого попавшегося мне бистро.

— Это по поводу месье Алекяна, улица Виктуар. Никогда он себя лучше не чувствовал, всем довольный, во всем чистом, готовый к… Теперь только надо будет навещать его дважды в день, чтобы…

У нас был целый список ассоциаций, которые брали на себя последние заботы… Потом я отнес фунт черной икры княгине Тшетшидзе от месье Соломона, тоже одна из б/у, она жила теперь в доме для престарелых дам из высшего общества, в Жуи-ан-Жозас. Месье Соломон говорил, что нет, ничего ужаснее, чем приходить в упадок. Потом я помчался в муниципальную библиотеку со списком книг, которые, по мнению Чака, нельзя не прочитать. Он написал столбиком: Кант, Лейбниц, Спиноза, Жан-Жак Руссо. Я их взял, принес домой и положил на стол. Я провел не меньше часа, глядя на них, но не открывая. Мне было хорошо оттого, что я их не трогал — все же одной заботой меньше.

Потом я пошел навестить ребят, все оказались дома, Чак, Йоко и Тонг, и у них были какие-то чудные морды. На полу, на оберточной бумаге, лежала красно-белая полосатая майка, шляпа канотье, широкий кожаный пояс и еще что-то. Что именно это было, я сперва не понял, а потом выяснилось, что это фальшивые усы. Все они разглядывали эти вещи.

— Это для тебя.

— Как, для меня?

— Твоя подруга тебе это принесла. Блондинка.

— Алина?

— Мы не пытались выяснить ее имя.

— А зачем все это барахло?

— Чтобы кататься на лодке.

Я кинулся к телефону. Говорить мне было трудно, меня душило бешенство.

— Что это на тебя нашло?

— Я принесла тебе майку, канотье и остальное.

— И остальное?

— Они так одевались, на картинах у импрессионистов. Ей ведь этого хочется, разве не так? Ей это напомнит юность.

— Не будь такой жабой, Алина.

— Надень майку, канотье, и ты будешь выглядеть как они. Все, привет.

— Нет, не вешай трубку. А пояс зачем?

— Его тоже надень.

Плук. В телефоне слышится «плук», когда вешают трубку. Я не раз замечал.

Они все глядели на меня с интересом.

— Это невозможно! — завопил я. — Она не может ревновать к тетеньке, которой вот-вот будет шестьдесят шесть лет!

— Это ничего не значит, — сказал Йоко. — Главное — чувство.

— Ой, как смешно, Йоко. Ой, какой ты умный!

— Я — хороший негр, — сказал Йоко.

— Черт возьми, она знала, что я это делаю как альтруист-любитель, это гуманный поступок, понятно? Она это знала и против не имела. Чак поправил меня:

— Ты хочешь сказать — ничего не имела против?

— А я что сказал?

— Против не имела. Это меня доконало. Я сел.

— Я не хочу ее потерять!

— Мадемуазель Кору? — уточнил Чак.

— Ты настаиваешь на том, чтобы я тебе морду разбил?

Нас из осторожности растащили. Йоко держал меня с одной стороны, а Тонг с другой.

Я не мог представить себе Алину, ревнующую к мадемуазель Коре. Или уж пусть тогда ревнует ко всем видам животных, которым грозит исчезновение.

Быстрый переход