— Дитя моя, — простонала Стихия, склонившись над дочерью.
Анна дышала. Это было самое главное.
— Я попытался, — сказал Доб. — Но вы уже и так сделали всё, что можно.
— Спасибо, Доб, — ответила Стихия и повернулась к этому старику с высоким лбом и простоватыми глазами.
— Она у вас? — спросил он.
— Что?
— Вашу добычу.
— Я… да, была у меня, но пришлось бросить.
— Будет ещё, — пожав плечами, произнес Доб и поднялся на ноги. — Белый Лис без добычи не останется.
— Давно ты всё знаешь?
— Я, мэм, идиот, — ответил он, — но не дурак.
Он кивнул ей и удалился, как всегда неуклюжим шагом. Стихия поднялась на ноги и, стоная от боли, перенесла дочь на второй этаж, в комнату. Там она провела осмотр.
С ногой всё было не так плохо. Несколько пальцев ампутируют, но ступня восстановится. Левый бок весь почернел, будто обгорел. Со временем кожа станет серой.
Любой с первого взгляда поймёт, что случилось. И мало кто из мужчин пожелает коснуться её, боясь такого «загара». Её жизнь будет омрачена одиночеством.
«Я знаю, каково это», — подумала Стихия, окуная в ведро с водой платок и обтирая им лицо Анны. Проспит весь день, ведь она оказалась лицом лицу со смертью, чуть сама не став Страхом. Тело от такого долго не оправится.
Стихия, как и дочь, была сегодня на пороге смерти. Но ей доводилось бывать там и раньше — спасибо бабушке. Господи, как сильно ненавидела она эту женщину! Но ведь эти тренировки сделали Стихию такой, какой она была. Можно ли испытывать благодарность и ненависть одновременно?
Закончив обтирать дочь, Стихия одела её в мягкую сорочку и оставила в кровати. Рядом, всё ещё в плену снотворного, спала Себруки.
Стихия спустилась в кухню, погруженная в тяжелые мысли. Она упустила наживу. Страхи уже набросились на тело и превратили в пыль. Ей никак не доказать, что это был Честертон.
Стихия облокотилась о кухонный стол, безвольно опустив руки. Хотелось надраться виски и забыть все ужасы этой ночи.
Несколько часов она так и стояла, размышляя. Как расплатиться с Богоградом? Занять денег? У кого же? Тогда может пойти за новым преступником? Но постояльцев было совсем совсем немного. Богоград уже показал ей свои бумаги. День-два он подождет, а потом пристанище перейдёт ему.
Неужели через всё это она прошла только чтобы проиграть?
Солнечный луч озарил её лицо, сквозняк из разбитого окна коснулся щёк и вывел её из дремоты. Стихия потянулась. Руки и ноги болели. Она подошла к кухонному столу и невесело вздохнула. Вчера она в суматохе оставила на столе миски с мазью, которые слабо светились. У двери валялась стрела. Нужно прибраться и приготовить завтрак для постояльцев, а потом придумать, как ей…
Задняя дверь распахнулась, и кто-то вошёл.
… как ей разобраться с Богоградом. Да, это был он. Чистая одежда и снисходительная улыбка. На полу за ним тянулись грязные следы.
— Стихия Вер-Шинн. Доброе утречко, м-м-м?
«Нет, я сейчас не в силах с ним разговаривать», — подумала она.
Он подошёл к окну закрыть ставни.
— Что ты делаешь? — спросила она.
— М-м-м? Разве тебе не отвратительна мысль, что нас увидят вместе? Что могут обо всём догадаться? Ты меня предупреждала об этом раньше. Вот я и хочу тебя защитить. С тобой что-то случилось, м-м-м? Ты выглядишь ужасно.
— Я знаю, что ты сделал.
— Правда? Ну, вообще-то я много чего делаю. Ты о чём именно?
О… как же ей хотелось вырезать с его лица эту дрянную ухмылку и вытянуть из горла этот невыносимый ластпортский акцент. |