Тридцать лет назад три четверти всего населения Вермонта были коренными жителями. Сегодня это число сократилось до половины, а местами — еще до более низкого уровня. В результате сегодня гораздо меньше шансов, чем раньше, услышать местный говор («каровва» вместо «корова» и «ни я тоже не», вместо «я тоже не»), использующий яркие и отчасти таинственные выражения, наподобие «здоровее, чем мертвый министр» и «голова разгуделась» — вот два, которых, увы, больше не услышишь из уст жителей Вермонта.

Если вы отправитесь в дальние уголки штата и заглянете в местную лавку, вы сможете подслушать разговор пары пожилых фермеров («фермверов»), которые попросят «еще чарочку кофе» или скажут: «Ну, только не было бы это матушкиной бодягой» — впрочем, скорее всего, вам попадется приезжий из города в костюме от Ральфа Лорана, спрашивающий продавца, есть ли у них гуава.

И то же самое происходит по всей стране. Недавно я прочел одну исследовательскую работу о диалекте острова Окракок-Айленд у побережья Северной Каролины. (Все ради вас, честно.) Окракок — часть Аутер-Бэнкс, цепи барьерных островов, жители которых когда-то общались на говоре, настолько богатом и таинственном, что приезжие иногда думали, будто столкнулись с каким-то почти забытым английским отрядом времен королевы-девственницы.

Местные жители — их порой именуют «прилифщиками» из-за того, как они произносили слово «прилив», — говорят со странным, мелодичным акцентом, на языке, который содержит многие архаичные термины, такие как «муторно» (чувствовать себя нехорошо или неудобно), «шматок» (для части чего-либо) и «печалить» (в значении «беспокоить»), которых я не встречал в употреблении с тех пор, как Шекспир отложил свое перо. Будучи островитянами, при любом удобном случае они также использовали морские термины. К примеру, «идти под парусом» означало просто «передвигаться», так что местный житель вполне мог пригласить вас пройтись под парусом в его автомобиле. В конце концов, чтобы окончательно смутить приезжих, они переняли некоторые неанглийские слова, такие как «пицер» (видимо, от итальянского «пицца») для названия подъезда, и произносили их так, что сразу вспоминался западный акцент Джорджа Формби. Короче, это был интересный диалект.

Все продолжалось, как вы, возможно, отметите, до 1957 года, когда федеральные власти построили мост между островом Окракок и материком. Практически тут же на остров потянулись туристы, и диалект Окракока начал исчезать.

Все это научно изучено и записано лингвистами Государственного университета Северной Каролины, которые совершали периодические поездки на остров более полувека. Затем, к всеобщему изумлению, диалект Окракока начал возрождаться. Исследователи выяснили, что люди пожилого возраста — которые выросли в 1950–1960-х годах, когда туризм только становился основной чертой островной жизни, — используют диалект чаще, чем это делали их родители. Как объясняют ученые, жители острова «чаще используют островной диалект, сознательно или нет, так как хотят, чтобы никто не сомневался в том, что они «настоящие» окракокцы, а не туристы или новые поселенцы, только что переехавшие с материка».

В другом месте обнаружен крайне схожий феномен. Исследование диалекта у побережья Массачусетса, на острове Мартас-Винъярд, выявило, что основные традиционные типы произношения — удлинение звука «о» в таких словах, как «дом» и «ром», делающее их похожими, скорее, на «доум» и «роум», — неожиданно проявились вновь после почти полного угасания.