«Столько всего на душе накопилось», — так ведь сказал Пол. Хорошо, может быть. Но что из этого?
Лошадь внезапно попятилась. Гремучая змея, похоже, забыв о том, что ей природой предназначено прятаться, свернулась кольцами прямо на пути Джеймса. Она открыла пасть, обнажив ядовитые зубы, и была готова броситься в любую секунду.
— Чертова змея, — выругался Джеймс.
Гнедая лошадь снова попятилась и заржала. Джеймс поднял ее на дыбы и направил вперед. Через секунду он ослабил поводья. Лошадь всем своим весом обрушилась вниз, и переднее левое копыто мгновенно отсекло змее голову. Длинное толстое тело вытянулось и задергалось в судорогах. Лошадь снова поднялась. Джеймс чувствовал, как она с силой застучала копытами о землю. «Улаживает дело до конца», — подумал Джеймс. — Растаптывает змею, которая могла укусить ее».
Было время, когда Джеймс хотел уничтожить каждую змею в окрестностях Уинд-Ривер, убить каждого медведя, осушить каждую лужу, устранить все, что может представлять опасность для его семьи. После того как исчез его сын, Джеймс долгими ночами на протяжении месяцев думал о тех ужасах, что могли случиться с Джейком. Дейзи винила его в том, что он потерял их сына, и все, что Джеймс мог теперь сделать, это нещадно уничтожать всех хищников и опасных гадов. Одна змея мертва.
Сейчас Дейзи, может быть, едет сюда.
Дейзи Такер. Как она смотрела своими огромными глазами на эти просторы, горы, животных, на огромное голубое небо… Потом вся эта красота находила воплощение в ее работах. В руках Дейзи была сила любви и магии. Когда она впервые обняла его, Джеймс почувствовал, что будто родился заново. Он ощущал каждый волосок на своем теле. Когда она целовала его, Джеймс чувствовал, что обретает неведомую доселе целостность, а когда Дейзи дотрагивалась до его кожи, верил, что рай существует.
Дейзи подарила ему рай. Все пять лет их совместной жизни Джеймс пребывал в таком умиротворении и блаженстве, о котором не мог даже мечтать. Горы были облаками, а земля — безбрежным небом. Джеймс и Дейзи жили вне царства земного. Им были неведомы заботы и горести людские. Им не надо было строить свое счастье и прилагать усилия, чтобы любить друг друга. Они не старались сделать свой брак счастливым — на небесах все это ни к чему.
Вдруг Джеймс услышал голос отца.
— Я весь промок! — прокричал Далтон.
— Далтон, эй…
— Я промок насквозь, — снова закричал он.
Джеймс очнулся от своих мыслей и посмотрел на противоположную сторону поля, через головы животных. Далтон слез с лошади прямо посередине идущего стада. Он пытался вытереться красной банданой, а со всех сторон его теснили растерянные животные.
— Дождь идет, Далтон, — произнес Пол. — Мы все промокли.
— Почему я весь мокрый? — спросил Далтон, как будто не слышал, что сказал Пол.
Несколько молодых парней, которые были с ними, смеялись. Они старались этого не показывать, и Джеймс отвернулся от них. Он не хотел запоминать, кого надо ненавидеть и на кого обижаться за то, что они смеются над его старым отцом. Никто не думает о том, что такое может случиться с ними. Смех стал громче, и Джеймс вспылил.
— Заткнитесь, к чертовой матери, — закричал он.
— Джеймс…
— Извините…
— У вас есть отцы? — спросил Джеймс. — У кого-нибудь?
— Извините, босс…
Но Джеймс уже никого не слушал: он пробирался сквозь стадо. Его отцу нечего было здесь делать. Далтон сам отправился с Джеймсом и остальными ковбоями сегодня утром. Сейчас он пытался скинуть с себя хлюпающую одежду. Он снял плащ и начал расстегивать рубашку. |