— Ещё чего! Мне и так вечно холодно от ветра, не хватает ещё куда-то с ним проситься.

— Я же сказал с Царицей, а не с ветром.

— Это одно и то же.

— Нет, не одно.

— Нет, одно.

— Я лучше знаю.

— Нет, я. И вообще сейчас как стукну, — заявила девочка.

Алмаз разозлился не на шутку. Пусть только попробует!

Он всё равно не станет с ней драться — ведь она девочка, а драться с девчонкой, даже с невоспитанной, нехорошо. Лучше он просто от неё уйдёт. Он повернулся и вошёл в калитку.

— Ну и иди себе, пожалуйста, — донеслось ему вслед.

Тут Алмаз одумался.

— Прости меня, — попросил он. — Пойдём ко мне, мама накормит нас завтраком.

— Нет, спасибо. Мне пора на свою улицу. Уже утро.

— Мне так тебя жалко, — сказал Алмаз.

— Да уж, весёлого мало: и бабка Сал вреднющая, и башмаки у меня дырявые.

— Как у тебя получается не унывать? Я бы давно прыгнул в реку.

— Нет, что ты! Когда я про это думаю, мне становится любопытно, а что случится дальше, и я всегда решаю подождать. Что ж! Наверно, где-то на свете есть счастливые люди. Но уж никак не те, что ездят в каретах. У этих иногда такой вид, скажу я тебе, — прямо съесть тебя готовы! Ну ладно, пока!

Она побежала и вскоре скрылась за холмом. Алмаз плотно притворил калитку и быстро пошел через сад к конюшне. Какое же блаженство снова забраться в свою любимую кровать!

ГЛАВА ПЯТАЯ

Беседка

лмаз не стал рассказывать маме о своих приключения. Он был почти уверен, что Царица Северного Ветра с ней дружит, и пусть даже мама знает далеко не все, вряд ли она будет против их путешествий. В то же время он боялся показаться фантазёром. При свете дня ему и самому с трудом верилось, что всё произошло наяву. Правда, стоило сгуститься сумеркам, сомнения Алмаза рассеивались, по крайней мере, несколько первых дней после путешествия. Однако девочка, подметавшая улицу, отказалась ему поверить. Наконец, он решил, что, будь на то её воля, Царица сама велела бы ему всё рассказать.

Прошло некоторое время, прежде чем Царица Северного Ветра появилась снова. Целую неделю Алмаз жил без всяких приключений, но тут пришло время подковать старого Алмаза. Отец вывел коня из стойла, вскочил на него и уже собирался отправиться в кузницу, когда у водяной помпы он заметил сына, с завистью провожавшего их взглядом. Тогда он вынул ногу из стремени, соскочил с коня, подошёл к сыну, поднял его и усадил верхом, наказав держаться в седле прямо. После этого он взял лошадь под уздцы и неторопливо повёл обоих Алмазов вперёд.

У маленького всадника сердце замирало от страха, когда при каждом шаге под ним вздымались огромные мышцы коня. Инстинктивно Алмаз прижался к холке, ухватившись за гриву, но тут отец обернулся и снова наказал: «Алмаз, сиди прямо». Мальчик отпустил гриву и выпрямился, уже не обращая внимания на то, что конь зашагал быстрее, решив, вероятно, что это ему хозяин велел: «Алмаз, иди прямо», — ведь оба Алмаза были на редкость послушны. Скоро мальчик понял, что конь слушается его так же легко, как он сам слушается отца. Ещё через некоторое время маленький наездник осмелился сам взяться за поводья. Отец, заметив, как сын натянул поводья, улыбнулся и отпустил их, позволив маленькому Алмазу управлять старым Алмазом. У сына неплохо получалось. А каким удовольствием было для мальчика управлять таким громадным конём! Потом Алмаз сделал новое открытие: оказалось, чтобы конь слушался, надо самому слушаться коня. Его тело должно было двигаться в такт лошади, иначе ничего не получалось.

Кузнец жил довольно далеко, почти в центре Лондона.