Она разговаривала с миссис Флетчер. Перед синим зданием автовокзала. Пар у них изо ртов клубился как сигнальные дымы.

– Ну, как вам это нравится, Том? Я возвращаюсь из магазина, а тут она, стоит на морозе! Приехала утренним автобусом.

Саксони попыталась улыбнуться, но у нее ничего не вышло.

– Ну, не буду вас задерживать. Еду домой. Увидимся позже. – Она тронула Саксони за плечо, нехорошо на меня поглядела и скрылась за углом.

– Скорее! – Схватив ее чемодан, я поспешил через улицу к машине, когда сзади услышал кашель. Это был мокрый, хриплый, мучительный кашель, который длился и длился. Ей едва удалось выговорить:

– Погоди!

Я обернулся – и она была согнута в три погибели, прижав одну руку к животу, другую ко рту.

– Ты... в порядке?

Продолжая кашлять, она замотала головой.

Я обхватил ее за плечи, привлек к себе. Задыхаясь и хрипя, она навалилась на меня всем весом, и я провел ее вокруг машины, открыл дверцу. Саксони села и бессильно уронила затылок на подголовник. Кашель прекратился, но в глазах от изнеможения стояли слезы.

– Томас, я серьезно заболела. Сразу же, как мы расстались. Но недавно стало еще хуже. – Она перекатила голову на подголовнике и посмотрела на меня. – Ну прямо дама с камелиями, а?

Ее зрачки расширились, и снова начался кашель.

– Ничего не поделать. Ничего.

– Анна, ради бога, ну хватит! Ты не можешь быть такой бессердечной!

Я привез Саксони домой и уложил в постель. К счастью, она сразу уснула. Как только сумел, я взял ноги в руки и помчался к Анне.

– Томас, я тут ни при чем. Так было в дневниках. Вышло по писаному.

– Но все остальное в дневниках пошло псу под хвост! Почему бы и не это тоже? Она ведь уехала, так? Она сделала, как ты хотела.

– Ей не следовало возвращаться. – Ледяным тоном.

– Она же ничего не знала, Анна. Я ей ни слова ни о чем не сказал. Она до смерти перепугана. Ради бога, хоть раз в жизни, имей жалость!

– Томас, в дневниках написано, что если ненужные люди долго тут пробудут, то заболеют и умрут. А если уедут – то выздоровеют. Саксони, когда уезжала, была здорова, верно? Ты сам говорил, что была. Так что дневники все равно не работают. Она заболела, когда уехала.  А должно было быть наоборот. Я ни на что больше не могу влиять. – Она развела руками, и я впервые заметил в ней некоторое сожаление.

Я первым осознал, что стабилизирующее воздействие на Гален оказывает либо присутствие Саксони, либо ее редактура рукописи, либо наше совместное присутствие.

Передохнув, она прочла все написанное мной после ее отъезда – и только клочки полетели. Тут неправильно. Почему я не написал здесь об этом вместо того? Это несущественно, это вообще ни к селу ни к городу... Сохранить без изменений она мне позволила от силы треть.

Через четыре дня после того, как я начал переписывать биографию с учетом замечаний Саксони, миссис Коллинз вышла на кухню покормить бультерьера и обнаружила маленькую девочку, спящую в коробке у плиты на рваной газете.

Шарон Ли, которая безвылазно сидела дома (как и многие другие, включая Паучьего Жреца), выбралась за покупками и, говорят, улыбалась так, словно выиграла на ирландских скачках.

А Саксони перестала кашлять. Я сказал ей, что больше не сплю с Анной, но про все остальное не говорил.

Поняв, насколько Саксони необходима мне для успеха книги, я целое утро пытался убедить Анну в своей правоте. Анна выслушала, но сказала, что должна убедиться сама.