Кэсси поднялась и надела на плечо сумку, затем взяла Эш за руку:

– Вперед! У нас будет серьезный тет‑а‑тет.

***

У тележки Эрни они взяли чаю – Кэсси кинула в свою чашку пять ложек сахара. Эш просто остолбенела – она и забыла, как Кэсси любит сладкое. Но Эрни не забыл.

Маленький смуглый кубинец вытащил со дна своей тележки медовый пирог, с которого капал мед, и протянул Кэсси.

– У нас есть бисквиты, – сказала Кэсси, похлопав по толстой сумке.

– Это тебе, – ответил Эрни, – домой. В честь возвращения.

Кэсси рассмеялась.

– Ну, если так…

Эрни улыбнулся им ослепительной белозубой улыбкой, и они пошли.

В глубине парка возвышался небольшой холмик, окруженный цветущими вишнями. На вершине стояли статуи сатира, играющего на свирели, и трех танцующих дриад. Это место называлось Сады Силена, и соорудил его богатый покровитель искусств из Кроуси в честь поэта Джошуа Стэнхолда. Скамейки здесь были из мрамора, такого же, как и тот, из которого изваяли статуи, а в воздухе, кружа голову, плыл густой аромат цветов.

– Люблю это место, – сказала Кэсси, присев на одну из скамеек. – Когда я здесь, мне кажется, будто я спряталась от всего мира – не отрезана, не оторвана, а как будто весь мир тут, и я владею им. – Кэсси улыбнулась Эш. – Здесь хорошо поговорить.

Эш кивнула.

– Я тоже его люблю. Прихожу по вечерам иногда и сажусь, просто так, чтобы… ну, подумать, наверно.

– А знаешь, что в этой части Фитцгенри никогда не было ни драк, ни ограблений?

– сказала Кэсси. – В мире есть такие волшебные места, такие места, про которые самый главный – Бог, Аллах, серый конторщик в сером пиджачке, ведьминская мать‑земля, ну, подставь, кого хочешь – решил, что тут будет только хорошее; и вот это одно из таких мест. Такие места в большом городе найти трудно. В большинстве городов их по одному, если вообще есть. А нам вот повезло. В этом городе их два.

– А где второе? – спросила Эш.

– Старый дом в Нижнем Кроуси – как‑нибудь покажу тебе.

Кэсси сняла крышку со своего пенопластового стаканчика с чаем, отломала от нее кусочек и снова надела ее на стаканчик.

– Надо, чтобы у каждого была своя кружка, – сказала она. – Тогда торговцам не придется пользоваться вот этим вот. – Она критически оглядела пенопласт. – Ужас, что это делает с окружающей средой.

Эш кивнула.

– Ну, так что же у тебя за заморочки? – спросила Кэсси.

Эш сняла крышку со своего стаканчика, не отвечая. Она посмотрела на статуи.

Такие беззаботные и счастливые. Интересно, каково это – жить и не носить все время на плечах такую гору?

Кэсси никуда не торопила Эш. Она ела свой медовый пирог, совершенно испачкав пальцы и подбородок, и пила чай. Она вела себя так, словно они выбрались на пикник, словно разговор был вовсе не обязателен, даже, может быть, не нужен, но когда Эш, наконец, заговорила обо всем, что беспокоило ее, она стала слушать свою младшую подругу со всем вниманием.

– Конечно, тяжело так потерять маму, – сказала она, когда Эш умолкла.

– Но все, что ты говоришь, было и раньше.

Эш кивнула.

– Я знаю. Надо, чтобы это прошло. Но я не знаю, как это сделать.

– Не надо ничего делать, чтобы это прошло. Надо просто отойти от этого, вот и все. Что было, то было. Ничего не поделаешь. Но надо же жить дальше.