— Я прослежу, — вмешалась мисс Делисия. — А теперь умоляю вас, милый доктор, расскажите нам, кем вы были при жизни!
— Ну-ну-ну! Женщины неисправимы! Судачили в мои времена, судачат сейчас. Ну, уж нет! Осмотрим лучше нашего юного друга. Пульс: прерывистость прошла. Уже хорошо. Температура — нормальная. Давление — несколько выше, чем хотелось бы. Пищеварение — могло быть и лучше. Не повредило бы то, что вы сейчас называете голоданием. В целом состояние неплохое. А теперь обратимся к непосредственному очагу болезни. Поднимите рубашку, сэр! Ложитесь на живот. Отлично! — Сильными и ловкими пальцами девушка прошлась по верхней части позвоночника, а потом вдруг неожиданно резко надавила на него костяшками пальцев, так что пациент вскрикнул от боли. — Ну вот, так-то лучше. Я уже объяснял, что здесь необходимо некоторое выравнивание шейных позвонков, ибо сейчас мы имеем сужение каналов, через которые проходят нервные окончания. В результате они оказались ущемлены, а поскольку эти нервы — проводники жизненной силы, то их ущемление привело к нарушению взаимодействия частей организма. Глазами я вижу не хуже, чем вы с помощью ваших рентгеновских лучей, поэтому могу с уверенностью сказать, что практически восстановлено исходное положение позвонков и фатальное ущемление устранено. Надеюсь, сэр, — обратился он к Челленджеру, — вам понятны мои объяснения относительно данной патологии. Челленджер что-то пробурчал, из чего можно было сделать вывод о его несогласии и полной враждебности.
— Я готов дать исчерпывающие разъяснения по любому вопросу, который вызывает у вас затруднения. Ну, мой дорогой, вы моя гордость, и ваше выздоровление меня радует. Передайте от меня привет моему земному коллеге доктору Аткинсону и скажите ему, что я сделал все, что мог. Мой медиум немного устал — бедная девочка! — поэтому я больше задерживаться не могу. — Но вы обещали рассказать о себе!
— Да не о чем особенно рассказывать. Я был рядовым врачом. В юности служил под началом великого Абернетти и перенял некоторые из его приемов; в более зрелые годы продолжил свои штудии, что позволило мне, как бы это сказать, принести пользу человечеству. Вы, конечно, понимаете, что лишь благодаря самоотречению и беззаветному служению людям переходим мы в высшие сферы. Мое служение таково, и мне остается только возблагодарить судьбу, что в этой девушке я нашел человека, чьи жизненные импульсы совпадают с моими, благодаря чему я могу воплощаться в нее и управлять ее телом.
— А где сейчас ее душа? — спросил больной.
— Она находится возле меня и вот-вот вновь вселится в свою оболочку. Что же касается вас, сэр, — обратился он к Челленджеру, — то вы сильная личность и образованный человек, но погрязли в материализме, которым, словно проклятьем, отмечена ваша эпоха. Уверяю вас, что профессия врача, которая превыше всех на земле в силу бескорыстного служения людям, в значительной степени подверглась воздействию догматизма, который навязывают подобные вам, и в результате духовное начало в человеке оказалось незаслуженно забыто, а оно намного важнее, нежели все ваши зелья и минералы. Помните, сэр, что существует так называемая жизненная сила, и медицина будущего будет основываться на умении правильно ею управлять. Если же пренебрегать ею, то доверие пациентов постепенно будет утрачено, и они обратят свои взоры к тем, кто готов предложить им разнообразные методы лечения.
Никогда Росс Скоттон не забудет этой сцены. Профессор, Мастер, высочайший авторитет, к которому надо было обращаться, затаив дыхание, теперь сидел, слегка подавшись вперед, вытаращив глаза и приоткрыв рот от изумления, в то время как юная девушка с копною каштановых волос стояла перед ним, наставительно тыча в него пальцем, и говорила тоном, каким отец укоряет строптивого ребенка. |