Глава 3

Несколько дней после смерти отца в доме стояла полная тишина. Может, я все таки по нему скучала? Мне не с кем было поговорить, не для кого заварить чай, некого покормить мороженым с ложечки. Некого мыть и переодевать. Зачем я вообще нужна? Я слонялась по дому, а на третий день зашла в его кабинет и стала бездумно открывать ящики. Нашла пачку наличных и мамины драгоценности в металлической коробке. Кучу тетрадей, в которых были задокументированы изменения моего роста и веса за несколько десятков лет. Адресованный мне толстый конверт на столе. Горы папок с моим именем под разными грифами: общение, эмоциональное развитие, сочувствие, понимание, здоровье, медикаменты, дефекты и т. д. За всю жизнь не прочитаешь. Я взглянула на родительское свадебное фото на камине и вспомнила, как мама сказала, что они никогда не чувствовали себя полноценной семьей, пока не нашли меня. На тот момент меня уже давно не расстраивало, что я – найденыш. Мама рассказала, что они удочерили меня по вполне стандартной схеме. Она спросила, не любопытно ли мне узнать о своих биологических родителях, а когда я сказала нет, прямо таки просияла. Было приятно, когда мне удавалось заставить родителей улыбнуться.

Я посмотрела на старые фотографии отца тех времен, когда он еще работал. Вот он представляет свою монографию на конференции в Цюрихе. Вот он в окружении других серьезных мужчин в костюмах. Отец в основном читал и писал научные работы, но иногда, когда мама обращалась к нему в экстренных случаях, он мог съездить к больному в Каррикшиди или куда подальше.

Отец изучал человеческий мозг. Он говорил, что мозг у меня работает идеально, но эмоционально я выключена. Он как то обронил, что я – дело всей его жизни. Я спросила, может ли он включить мои эмоции, но он ответил, что в его и маминых силах только одно – любить меня и надеяться, что однажды я научусь любить их в ответ. Они не были мне безразличны. Я не хотела, чтобы с ними происходило что то плохое. Мне не нравилось видеть их расстроенными. Я думала, это и есть любовь. Я продолжала задавать отцу вопросы, но он говорил мне не волноваться и что моих чувств вполне достаточно. Не думаю, что он до конца понимал меня. Иногда я начинала сильно нервничать – когда вокруг было слишком много народа, или я не знала ответа на вопрос, или шум был слишком громкий. Я думала, что смогу понять любовь с помощью книг и телевизора, но помню, как одним рождественским днем посмотрела «Титаник». Тогда я решила, что Джек в любом случае погиб бы, потому что он пассажир третьего класса и мужчина, а Роуз, скорее всего, выжила бы, потому что она богата и там действовали правила «сначала женщины и дети»; так какой смысл добавлять в историю любовную линию, которая даже не имеет отношения к реальности? Но отец тогда рыдал.

Мне не нравились объятия или когда меня трогают. Но любовь не переставала меня занимать. Может, это из за моей эмоциональной выключенности? Надо было спросить отца, пока он был жив.

Через несколько дней после смерти отца мне в дверь постучался Гер Маккарти – сосед, который арендовал поле за нашим сараем. Я привыкла к тому, что он постоянно ходит туда сюда по дорожке. Он был человек немногословный и, как говорил отец, «великолепен тем, что не задает вопросов и не пытается перекинуться парой слов».

– Салли, – начал он, – из вашего сарая идет дикая вонь. Я пересчитал весь свой скот, но начинаю полагать, что туда забрела овца, каким то образом застряла и издохла. Хочешь, я взгляну, или твой отец займется этим?

Я заверила его, что справлюсь. И он пошел дальше по своим делам в заляпанном грязью комбинезоне, нескладно посвистывая.

Когда я подошла к сараю, от запаха из печной камеры меня чуть не стошнило.