|
Поминала с любовью. Услышав глубокое контральто Жнеи, так напоминающее по тембру голос настоятельницы Ирисов, Сайла вздрогнула. — Да, я — Сайла, Жнея. Прости, что тебя никто не встречает. Нас не предупредили… — И меня тоже, сестра. Все объясню позже. Я мечтаю о горячей ванне. Нос и легкие, измученные зловонием немытых мужчин и гнилого трюма, жаждут запаха трав и духов. Уши болят от скрипа мачт и скрежета всех этих снастей. Не говоря уже о дивных образчиках матросского языка. Я слышала, дорогая сестра, что простая веревка, обильно политая человеческой бранью, не годится даже на то, чтобы повесить на ней негодяя, зарезавшего своих родителей. Спаси меня, умоляю. Сдержав непочтительный смех, Сайла взяла Жнею за руку. — Ну конечно же, Жнея. Пойдем. — Меня зовут Одил. Держи меня крепче и объясни, почему ваша земля ходит под ногами ходуном, как жалкая лодчонка. Спаси нас от земли, что раскачивается вверх и вниз. Ой! Да эта скала сама ползет на нас! Расскажи мне о Гэне Мондэрке. Я должна поговорить с ним, когда снова приму человеческий облик. Заинтригованный Гэн встретился со Жнеей в комнате приемов за столом, расписанным стилизованными белыми и черными изображениями лососей. Резные ножки его по форме напоминали тех же рыб, выпрыгивающих из воды. На сплетенных из кожаной тесьмы сиденьях низких кресел лежали подушки. На длинной скамье, предназначенной сразу для четверых, сидела жена Гэна Нила с юным принцем Колдаром на Бейлом Мондэрком; рядом с ней — Сайла. Жнея расположилась напротив них в другом конце комнаты. Взглянув на гостью, Колдар потянулся к ней. Одил улыбнулась, взяла мальчика на руки, и через мгновение он уже играл висящим на золотой цепи и украшенным камнями золотым серпом, знаком ее ранга. Извинившись, Нила вышла из комнаты и вернулась с изысканными лакомствами: лесными орешками в меду, сладкими пирожками с ягодным джемом и сухими квадратными пластинками, изготовленными из семян подсолнуха, яблочной мякоти и меда. Обнаружив джем, Колдар потерял интерес к золотым игрушкам, и Ниле пришлось спасать плащ Жнеи от липких ладошек мгновенно перепачкавшегося мальчугана. Сладости запивали несколькими видами чая из трав. Каждый подавался в отдельном керамическом кувшине. На подносе из начищенной, отливающей атласом меди с желтовато-зелеными ручками, на маленькой жаровне на древесном угле, в котелке кипела вода. Здесь же нарядным хороводом пристроились керамические кувшины и чашки. Костяные ручки стальных чайных ложечек украшала искусная резьба в виде причудливых фигурок животных. Гэн поспешил извиниться за вычурность посуды и мебели, объяснив, что вся обстановка осталась от свергнутого Алтанара. В хитроватом взгляде Жнеи сквозило явное недоверие. Циничную реакцию высокой гостьи подтвердили ее слова: — Да нет, смотрится неплохо. Дает понять подданным, что их правители — люди другого сорта. И помогает держать их в послушании, — она отпила из своей чашки и продолжила: — Отдавая дань твоей молодости, Гэн Мондэрк, буду с тобой откровенна. Старые люди вроде меня иногда любят походить вокруг да около. Юность нетерпелива, у нее нет времени для бесполезных маневров. Так вот, если говорить прямо, мы обеспокоены судьбой нашей сестры, Сайлы. Потянувшись, Нила взяла Сайлу за руку. Лицо Гэна посуровело, голос прозвучал глухо: — Ее хотели отлучить от Церкви? — Истинная правда. Но проблема не только в этом. — Да? Абсолютно бесстрастный тон не обманул Сайлу. Она знала, как терпеливо и незаметно, словно волк, умеет ждать и наблюдать этот человек. — Мерзость, называемая культом Луны, разрастается. Это хуже войны, хуже чумы. Уже были атаки на Церковь. Попирается священный запрет посягать на наши жизни. Солнце село, и в комнате сгустились сумерки. Нила зажгла свечи. Одил встала и принялась расхаживать по комнате. Мерцающий свет усиливал впечатление ее отстраненности, отчужденности от других. |
