|
Баек прихватила для себя подходящую для верховой езды одежду, оставив взамен свой окровавленный белый халат. * * * На второй день после бегства из Летучей Орды они все еще ехали на юго-восток. Смеркалось. Конвей, едва не падая с седла от бессонницы, наблюдал, как ночь, словно густое багряное вино, заполняет долину. За мгновение до того, как тьма поглотила все цвета, зелено-коричнево-серая земля внизу, казалось, вспыхнула радугой, словно демонстрируя свою жизненную силу. Въехав на вершину хребта, уходившего на юге и севере куда-то вдаль, Человек-Огонь подождал Конвея. Махнув рукой, он произнес: — Сушь. И Дом Церкви. Где-то там. Ты не замечал признаки погони? Конвей покачал головой. Усталое лицо было мрачно. — Они все равно гонятся за нами. Лис наверняка займется этим, даже если не сможет Жрец Луны. Человек-Огонь согласился: — Вероятно, большую часть дня они будут искать след. Здесь им придется выбирать. Преследовать тебя, или преследовать меня. — Куда ты направишься? Баек выпрямилась. Усталая и ослабевшая, она тем не менее говорила уверенно: — Сначала на запад. Потом на север, туда, где Пустоши и Малые. Я слыхала, что там нет целительниц. Хотя Человек-Огонь был не меньше измотан, улыбка, которую он адресовал Конвею, была полна гордости, заботы и смирения. Он ничего не сказал. Однако Баек усмехнулась. — Человек-Огонь подшучивает надо мной, ведь так? Он хочет, чтобы все считали его жестким, словно сталь. Я говорила тебе, что, по моему мнению, ты должен был умереть вместе со Жрецом Луны и Алтанаром? Он был с этим несогласен. — Я? Умереть? — Ты ненавидишь Церковь. Ты собираешься причинить ей вред. Я благодарна за то, что ты спас Человека-Огня и меня, однако я принадлежу Церкви. Падшая и опозоренная, но принадлежу. Я живу в надежде, что смогу еще послужить ей. Защитить ее. Когда Конвей попытался заговорить, Человек-Огонь, отчаянно жестикулируя, заставил его замолчать. Они поужинали, и Баек заснула. Только тогда Конвей осмелился снова затронуть эту тему. С горечью он прямо спросил: — Она все еще хочет видеть меня мертвым, не так ли? Не отвечай. Ты все равно солжешь. Но скажи мне вот что: почему ты защищал меня? — Трудно сказать. — Человек-Огонь явно старался быть честным до конца. Конвей приготовился к неприятному разговору. Бывший раб поворошил кучку углей, оставшуюся от костра. — Слепота — это больше, чем просто слепота. Если сердце не видит — или, еще хуже, не хочет видеть, — глаза не помогут. Она не позволяла мне прикасаться к себе, понимаешь? Она спала со Жрецом Луны. Из-за Церкви, говорила она. Возможно. Из-за мести; я уверен в этом, хоть она этого и не признает. Каталлон заставил ее предать Церковь. Жрец Луны — враг Церкви. — Дрожащими руками он потер виски. — Она не может принять меня. Я знаю, что происходит, но не могу этого объяснить. Почему же я сказал ей, что не буду помогать убивать тебя, и не убью тебя сам? Потому что ты похож на нее. Вы оба рассказываете о любви, но живете ненавистью. Ты говорил, что Церковь и Ланта предали женщину по имени Ти. Ты живешь для того лишь, чтобы уничтожить их. Величайшей мечтой Баек было увидеть мертвым Каталлона и Жреца Луны. Я не верю в то, что та Жрица причинила тебе вред. Жрец Луны сам никогда не причинял вреда Баек. Возможно, я надеюсь, что вы оба поймете правду о самих себе. Может быть, я хочу, чтобы ты жил потому, что хочу, чтобы жила она. — Человек-Огонь потушил уголек, разгоравшийся на кончике ветки, и встал. Теперь он обвинял: — Я заглянул в твою душу и увидел там то же, что и в ее душе. Мне жаль тебя. Я отдам Баек свою любовь, попытаюсь вернуть ее к жизни. Однако боюсь, что ты не позволишь никому сделать это с собой. Если так, то ты глупец, Мэтт Конвей. Возможно, я ошибся, спасая тебе жизнь. После того как Человек-Огонь ушел, Конвей еще долго смотрел на угли. |
