|
Чувствуя себя неловко, Конвей помахал ей рукой. — Я знаю тебя, Жрица Ланта. Мне не хотелось тебя пугать. Она робко улыбнулась. — Я знаю тебя, Мэтт Конвей. И никого другого здесь не ждала. Он интуитивно понимал, что ему не следует входить в рощу, и попятился назад, объясняя свое появление. Ланта шагнула ему навстречу, выходя за пределы рощи. Когда Мэтт похвалил ее игру, она покраснела и тут же завела разговор о роще, указывая на видневшийся неподалеку родник с примыкавшим к нему небольшим домом исцеления. Оба строения находились за ивами, подтверждая представление Конвея о священном месте. В молчаливом согласии они отступили к реке. Собаки остались позади. Похоже, их что-то тревожило. Они нигде не находили признаков медведя. Может, они еще слишком молоды для такой работы, подумалось Конвею, но не успел он поразмыслить над этим, как заговорила Ланта. — Я прихожу сюда очень часто. Это самое спокойное место. Здесь можно прогуливаться. Быть самой собой. — И играть на флейте. Прикрываясь инструментом, она опять залилась румянцем. Конвей потянулся за флейтой, и Ланта отпустила ее. Флейта была сделана из орехового дерева, а отверстия обрамлены серебром. Мундштук представлял собой вставку овальной формы, сделанную из слоновой кости. По всей длине инструмента извивалась кольцами инкрустированная тонкая серебряная нить, а самый кончик его был великолепно отделан крошечными аметистами. Они образовали ободок, переливавшийся темно-лиловыми оттенками. Возвращая флейту, Конвей сказал: — Она так же прекрасна, как и музыка, которую ты играешь на ней. Должно быть, это очень успокаивает — гулять в одиночестве по этой аллее, слышать только свои собственные мысли, свою музыку. Мне бы тоже так хотелось. Она улыбнулась. Последовала сдержанная пауза. Конвей думал о ее песне, мелодично легкой, щемяще грустной. — Какое интересное совпадение, — произнесла она. — Я мысленно представляла тебя, скачущего на коне в сопровождении собак. Вы вместе — одна сплоченная дружная команда. Как бы я хотела того же. Держась рядом, они пошли вдоль берега. Река в этом месте была широкой, текла плавно. Конвей запустил в реку камешек, и тот запрыгал по водной глади. — Быть провидицей, должно быть, страшно тяжело, — произнес он. — Мы не говорим об этом. Не обращая внимания на ее непреклонность, он сказал: — Ну и ладно. Наверное, ничего не получается. — Что? — Сверкая глазами, она остановилась. — Ты сомневаешься? Видя ее бешенство, он украдкой ухмыльнулся. — Мне только подумалось, что если бы ты знала будущее, то знала бы, что я заговорю о Видении, и предупредила бы меня не делать этого. Или же ушла бы куда-нибудь сегодня. Или сделала как-нибудь по-другому. Мы бы избежали всего этого. Он чуть было не засмеялся снова, видя, как черты ее лица исказились гневом, а потом неверием, но все же сдержался. — Ты шутишь, — сказала она. — Насчет Видения. Никто так не делает. — А надо бы делать. Чрезмерная серьезность так же ужасна, как и легкомыслие. Это мы знаем. Скажи-ка, а что оно собой представляет? Ты видишь какие-то события или что-то другое? Слегка еще потрясенная, Ланта быстро ответила: — Слова. Я вижу слова в ярком пламени. Они мне и говорят. — Поэтому тебе разрешили научиться читать? Она кивнула головой. — Жрицам разрешают. Меня же этому учили особенно серьезно. — А ты умеешь контролировать это? То есть можешь избежать Видения? — Да. Я могу почти всегда вызвать его. Есть способ. Я не люблю им пользоваться. Хотя иногда оно возникает само собой. — Она вздрогнула и на миг закрыла глаза. Выражение лица оставалось намеренно спокойным. Затем сказала: — А ты не боишься Видения? Ты обладаешь этим даром? — Я лично — нет. |
