|
Веки у Конвея вздрогнули, глаза открылись. Взгляд был удивленным, ничего не понимающим. Ланта больше поразилась своей реакции, чем его внезапному приходу в сознание. Обострение боли. Облегчение. Ей захотелось ругать и ругать его, пока он не сдастся. Не получится. Внятно и ясно, как при обычном разговоре, он произнес: — Сначала перевяжи коня. — И закатил глаза. Рука ее скользнула, чтобы прикрыть веками пугающую пустоту белков. У нее не было под рукой ни иголки, ни нитки, чтобы защитить его от «порождений грязи» и «невидимых». Намочив рубашку в реке, Ланта перевязала раны. Для лечения требовалось большее. Если она отправится за лекарствами одна, то возникает серьезная опасность. Небольшие черные медведи не справятся с собаками, а вот серебристый медведь нападет без всяких колебаний. К тому же в этих лесах водятся волки. И тигры. Захватив с собой меч, Ланта устремилась к примыкавшим к берегу лесным зарослям. Она быстро отыскала то, что хотела, и вскоре вырубила две одинаковые жерди для носилок. Одежда и ремни двух убитых воинов послужили подстилкой между жердями и связующими веревками между носилками и конем Конвея. Стараясь изо всех сил, обливаясь потом от изнеможения и боли в нежных руках, покрывшихся кровоточащими волдырями, она сумела взвалить Конвея на носилки. Она стала взбираться на седло. Конь, будто понимая сложившуюся ситуацию, терпеливо ожидал. Он вел себя послушно, как старый, умудренный опытом воин. Собаки расположились по обе стороны от своего хозяина и во время пути часто приближались к нему, обнюхивая повязки. Добравшись до рощи, Ланта обмыла раны родниковой водой. В доме целительниц нашлась мазь — хвойная смола, настоянная на экстракте ивовой коры и чесночного масла. Как только она вскрыла запечатанный пчелиным воском горшочек, собаки тут же сбежали, чихая и тыкаясь носами в грязь. Ланте же нравился острый запах; она обильно смазала мазью больного. От лекарства ему стало легче. Иногда оно помогало при заражениях. Повязки заменили разорванную рубашку, которую она не церемонясь выбросила в мусорную яму. Ланта взглянула на коня. Его лопатка и передняя нога отсвечивали алым, огромные карие глаза глядели с осуждением. Вздохнув, она отвела его к роднику, где быстро промыла рану и обработала ее той же целебной мазью. Покончив с этим, она опять проверила у Конвея пульс и обрадовалась тому, что он бьется сильнее. Кровотечение прекратилось, и дыхание стало легче, но лицо было все еще бледным. Ланта решила не покидать Конвея, пока он не выздоровеет. Иногда его била дрожь, и он приходил в возбуждение. Жрица была довольна, что предусмотрительно привязала его. Вскоре Мэтт попытался закричать; цвет лица его изменился, оно исказилось в страхе, затем в гневе. Он был так слаб, что раздалось лишь какое-то бормотание. Ланта нагнулась над ним, прислушиваясь. Он говорил четко, но как-то неправильно. Некоторые слова она вообще никогда раньше не слышала; они являли собой полную бессмыслицу. Что могло означать «счетчик гейгера»? Может, он подсчитывал гейгеры у себя на родине? А что означает эта фраза: «Все! Быстро! В бомбоубежище!» — Что такое «бомба»? При чем тут какое-то «убежище» для «бомбы»? Но главное: почему он говорил с таким странным акцентом? Многое вообще нельзя было разобрать. Конвей замолчал так же внезапно, как и забормотал. Ланта оцепенела, когда увидела слезы, выступившие из-под его плотно сжатых век. Безмолвное горе вызывало беспокойство. Что же заставило его покинуть свои земли, подумала она. Видимо, что-то очень серьезное, чему он не мог воспротивиться. Приказы? Она внимательно посмотрела на его лицо. Широко поставленные глаза; они делали Конвея краше, особенно когда искрились весельем. Она вспомнила, как Мэтт подтрунивал над ней насчет Видения. Как какой-нибудь озорник-мальчишка. Хотя в своих насмешках над неведомыми силами он зашел слишком далеко. |
