Перекатываясь по камням в своем тесном русле, поток приветствовал ее веселым журчанием.
Достав мыльницу и полотенце из глубокого кармана платья, Сайла разложила их на земле — полотенце слева, мыльницу справа. Склонив голову, она осенила себя Тройным Знаком аббатства Ирисов. Пальцы сложились, изображая листья и стебель ириса; указательный палец согнут, его накрывает большой палец, а остальные три пальца расходятся в стороны. Костяшкой большого пальца Сайла коснулась лба, затем середины груди. Потом она коснулась глаз, сначала правого, затем левого. Перед молитвой Сайла сложила руки так, что указательные пальцы почти что касались кончика носа.
— Дай мне силу увидеть истину и следовать ей с открытым сердцем и чистым разумом. Дай мне силу увидеть зло и избежать его. Дай мне силу увидеть во всем чудо и славу Вездесущего и всегда быть благодарной за то, что Он посылает нам солнце, напоминая нам о Едином в Двух Лицах.
Сайла подняла с земли мыльницу. Это была украшенная резьбой шкатулка из красного кедра, которая принадлежала настоятельнице Ирисов, когда она была девочкой. Шкатулка разнималась на две половинки; в нижнюю укладывали мыло и накрывали верхней. Закрывалась шкатулка с помощью кожаного ремешка с серебряной пряжкой, искусно отлитой в виде маленькой головки жабы. Язык жабы служил язычком застежки, и, открывая ее, Сайла всегда вспоминала давние поучения настоятельницы о том, что жаба — умнейшая из тварей: имея самый быстрый в мире язык, она использует его лишь для добывания пищи.
Сайла энергично вымыла лицо, наслаждаясь покалыванием ледяной воды. Закончив, она так же энергично растерла его полотенцем, положила мыльницу в карман и выбрала место, чтобы поприветствовать наступавший день.
Как и в предыдущие утренние ритуалы в этом лагере, Сайла взошла на плоскую скалу на самом краю крутого спуска в ежевичную долину. Не успела она подумать о том, где может быть Ланта, как среди черных вершин Гор Дьявола показался край солнца. Сайла развела руки в стороны, удерживая их параллельно земле.
Мужчины считали эту позу непристойной, полагая, что женщина слишком уж выставляет напоказ свое тело. Сами женщины называли ее приветствием солнца.
Но в глубине души они посмеивались, так как всем известно, что это — запрещенный мужчинами крест.
Сегодня восход был прекрасен. Закрыв глаза, Сайла ощущала свет и первое, еще робкое тепло на прохладном лице.
— Темнота уходит, — нараспев произнесла она, — приходит свет, приходит жизнь.
Повернувшись, чтобы идти в лагерь, Сайла заметила поднимавшуюся к ней по склону горы Ланту. Когда миниатюрная женщина поравнялась с ней, Сайла сказала:
— Я и не слышала, когда ты сегодня встала.
— Мне хотелось выйти пораньше, — ответила Ланта. — Вчера я присмотрела чуть выше одно место. Подъем туда не очень тяжелый, а вид просто грандиозный. Мне бы хотелось взять тебя с собой.
— Понимаю. Нам редко удается побыть одним. Особенно тебе. Почти все время рядом с тобой Конвей.
Ланта нарочито небрежно махнула рукой:
— Да и тебе без конца приходится быть с ним. Кроме того, ты гораздо больше занимаешься с Вихрем и Миккой.
Сайла уже собиралась напомнить ей о разделении обязанностей, как услыхала какие-то звуки. Она резко остановилась и откинула капюшон, вслушиваясь. Ланта попыталась выяснить у нее, в чем дело, но Сайла решительным жестом призвала ее к молчанию. Женщины замерли, напоминая тревожно принюхивающихся оленей.
— Вот опять, — наконец сказала Сайла. — Слышала?
— Очень слабо. Это лось ревет?
Ответив неопределенной гримасой, Сайла вновь направилась к лагерю.
— Скорее горный лев. Стой: сейчас слышишь? — Они снова замерли. Словно издеваясь, ветер шелестел ветвями и иглами пихт, лес как будто посмеивался над ними. Листья ежевики терлись друг о друга зубчатыми краями с шумом стремительного ручья. |