|
И еще – брови, сросшиеся над горбинкой носа, черные как смоль; они усиливали повелительность и властность его странного взгляда. Фокий Лукич вдруг понял, ч т о он всегда подсознательно пририсовывал к породистому лицу и статной фигуре Грифа: монокль и генеральскую форму вермахта. Да-да, именно вермахта, а не СС: этот человек выглядел аристократом, а не мелким провинциальным бюргером, пробившимся к вершинам власти: такому власть принадлежала по праву рождения.
Гриф подошел к бару, выбрал себе шотландское виски, открыл холодильник, насыпал льда, долил спиртным, сделал глоток. – Что за дичь ты нес, Фока? Какие скоты, какие хищники? Ты чего, Ницше вечор обчитался, белокурую бестию решил из себя тут изобразить? Так бедный Фридрих свои творения в дурдоме сочинял, где и сидел безвылазно. И – кончил плохо. То ли паралик его гэкнул, то ли кондратий хватанул. Ну да ладно он, неукротимый шизофренствующий германоид, а тебя с чего сегодня перемкнуло эдак, селянин, колхоз тебе папа? Вместо ответа, Фокий Лукич выпил еще коньяку и, казалось, охмелел совершенно. Он надул губы по-детски и слезливо пожаловался: – А чего он? Всхлипнул, пошел к своему креслу, долго всматривался в дорогую кожу, словно проверяя, не оставил ли там посетитель змею, вздохнул и прямо-таки ухнулся задницей в кресло. Иноземная мебель податливо прогнулась дюралем каркаса и приняла форму тела сидельца. Сейчас Фокий Лукич почувствовал бы себя вполне уютно, если бы не Гриф: во время всего разговора он сидел в комнате отдыха, скрытой декоративной панелью, и слышал весь разговор. Вот это, как и присутствие Грифа сейчас в кабинете, было Фокию Лукичу неприятно. – Н а теперь чего надулся, как копеечный презерватив? Брось. Крутизну качать будешь перед своими тщедушными писаками. А я тебя, Фока, как облупленного знаю. И успокойся: ты стал играть с этим пареньком в те игры, в каких он дока. – У него взгляд убийцы, – хрипло выговорил Бокун. – Вот-вот. Кто на что учился. Территория войны – его территория. А ты ему грозить вздумал. – А чего он... – Прекращай сетовать. Давай по делу поговорим. Бокун пожал плечами. – Где ты вообще подобрал этого самородка? – Порекомендовал кто-то. Из моих. – Бокун наморщил лоб. – Гусина Валентина Ивановна. – Она что за птица? – Заведующая отделом культуры. В «Курьере». – Серьезная тетка? – Весьма. – Так что ж она, серьезная, тебе такого котенка в мешке подложила? Который вполне может сойти за леопарда? Да не морщись ты! Мужское обаяние с бабами черт-те что творит. – Да какой там – она в годах женщина. – Годы любви не помеха. – Брось, Сергей Оттович. Ты же видел этого франта. Позарится он на шестидесятилетнюю дебелую клушу... – Он на нее – нет, она на него – запросто. Она же не нынешних нравов матрона, ей, может статься, иметь в протеже этакого тарзана просто для души приятно. – Да какой уж там тарзан... Нет. Она его сразу привела как аналитика. И перо, надо признать, у парня бойкое. – То-то оно нам боком и вышло. Откуда этот Данилов? – Родом? – Да. – Не знаю. А приехал из Москвы. – И что он в Княжинске потерял? – Квартира ему здесь осталась. От какой-то родственницы. А в Москве, видать, что-то не сложилось. – "Видать", «надысь», «небось»... Где ты этого набрался, аппаратчик? А разузнать загодя? Ты же не на картофельной ферме, Фока, заправляешь, ты у нас общественное мнение формируешь. |
