Лишь мысли людей могли оживить небо: их представления о том, что происходит в далеких мирах, воспоминания о виденном воочию или в записях памятных машин, их уверенность, что они не одиноки во Вселенной, – уверенность, основой которой служило знание. Не гипотезы и предположения, как на Земле, а твердое знание! Ибо земной житель, обращая взор к небесам, мог лишь предполагать, что где‑то в безмерных галактических просторах обитают братья по разуму, друзья, враги, соперники или конкуренты; телгани же был абсолютно уверен в этом. И посему космос – во всяком случае, ближнее пространство в две‑три сотни световых лет, достижимое для звездных кораблей, – представлялся ему полным жизни, движения, разумной активности и энергии – пусть не столь гигантской и буйной, как в недрах звезд, но подчиненной сознательному распорядку.

Там, в темной и мрачной пустоте, плыли меж звездами цилиндры, диски и шары беспилотных торговых транспортов; пассажирские лайнеры, уступавшие в скорости лишь свету, мчались проверенными трассами, облетая за год субъективного времени полсотни планет; там, вблизи космических баз, сияли зеркальной броней боевые корабли, похожие на стаю диковинных рыб, на горсть сверкающих длинных игл, на грозди серебристых пузырьков с полусферами орудийных башен; там плескались волны невидимого океана энергии и информации, и несли они из мира в мир звуки и картины, тексты книг и торговых договоров, приветы, просьбы и обещания, угрозы и ультиматумы, слова дружбы, любви, неприязни и ненависти. Земля не слышала их; слишком далекими были звездные голоса, слишком слабым слух варварской полуцивилизованной планеты на самом краю Галактики.

Вместе с кораблями и лучами связи от звезды к звезде ползли легенды. Ползли или мчались – обе эти оценки были опять‑таки субъективными и зависели от сроков жизненного цикла разумных существ, обитавших в той или иной системе. Впрочем, рано или поздно легенды, слухи и мифы достигали самых дальних звезд, будоража воображение, вселяя надежду или страх, заставляя сердца сжиматься в тревоге, а глаза – или то, что их заменяло, – блестеть от любопытства. Слухи эти были отнюдь не безобидными, ибо каждый из них имел некую первопричину и намекал на возможные последствия – если не сейчас, так в отдаленном будущем. И потому благоразумные народы копили их, обменивались ими и пытались отсеять бриллианты истины от шлака домыслов и шелухи необоснованных гипотез.

Телг, обогнавший Землю на тысячелетия, породил весьма предусмотрительную расу. И в силу этого телгани предпочитали верить слухам и размышлять над ними – ибо всякий слух, как не раз доказывала история, мог внезапно обернуться реальностью. Жуткой или вполне приемлемой, другой вопрос; но любая из этих альтернатив не устраивала обитателей Телга. Дорого заплатив за нынешнее свое благополучие, они не любили неожиданностей.

И потому прислушивались к легендам.

Одни из них были вполне безобидными.

Где‑то, в центре Метагалактики (если у нее имелся центр) или в пустоте, разделявшей гигантские звездные острова, обитали Древние. По непроверенным слухам, они являлись ровесниками расширяющейся Вселенной и, миновав все положенные стадии развития – дикость и варварство, планетарные и межзвездные войны, технологический период, объединение и рассеивание, – находились теперь в фазе вечного ступора. Возможно, эта оценка была ошибочной, ибо базировалась она на том, что Древние Расы словно бы не замечали более юных собратьев по разуму и не вмешивались в их дела. Цели Древних оставались неясными, облик – неизвестным; быть может, они, обладавшие некогда телами из плоти и крови, превратились ныне в энергетические сгустки, в облака межзвездного газа или одушевленные светила; быть может, существовали в ином пространстве‑времени или заселили область темпорального вакуума, оставив обе Вселенные, расширяющуюся и сжимающуюся, смертным существам, над коими по‑прежнему властвовал Хронос.