Старик вернулся, сел в ногах у дочери и начал, словно молоточком, постукивать пальцем по каблучку ее крохотной туфельки — он часто так играл с дочерью, когда она была маленькой. Постукивал, бывало, и приговаривал: «Подкую-ка я свою маленькую лошадку».

— Так о чем мы говорили? Подожди. Ах да! Что я не вижу дна колодца… Да разве твое сердце — колодец? Куда там! Камень, моя милая, настоящий камень твое сердце!

— Надеюсь, ты не хочешь этим сказать, что оно в один прекрасный день раздавит кого-нибудь?

— Я хочу только сказать, что оно бесчувственное.

— Твердое — это верно. Но не думай, папочка, что в этом камне ничего нет. Видел у моего крестного Михая Кашшаи янтарный чубук, а в нем какое-то древнее насекомое замуровано, похожее на комара?

— Что правда — то правда. До чего умно ты умеешь сказать, черт возьми! Ах, девочка, твоя головка полна разными идеями, вычитанными у Вальтера Скотта. Да, да, да, у старого Мишки в мундштуке и в самом деле сидит какой-то комар. И как тебе это пришло в голову?

— Я это к тому говорю, что, может быть, и в моем каменном сердце заключен такой же комар.

Сказала девушка и звонко рассмеялась. Казалось, вся комната сразу оживилась и повеселела.

— Ха-ха-ха! Комар! — разразился хохотом барон. — Этакий малюсенький комарик. Ну и быстро же он туда забрался. Только скажу я тебе, если это и комар, то комар солидный. Богач! Одних имений и замков — пальцев не хватит перечесть. Сказочно богат, скажу я тебе! Десяти герцогам с излишком хватило бы, дай только ему получить их от опекуна. Да еще к тому же граф! Titulus et vitulus! [Знатен и богат (лат.)] Кому и такой жених не по вкусу, пусть остается на бобах.

Маришка надула губы, как капризный ребенок.

— Зачем ты так говоришь, гадкий папа? Я и не помышляла о Бутлере. Уходи, ничего я больше тебе не скажу. Разве с тобой можно делиться?

При этих словах старый Дёри поспешил ретироваться и с веселым видом вернулся к гостям, которые засыпали его вопросами о здоровье Маришки.

— Пустяки, ничего страшного! Наверное, за обедом попался плохой гриб. Я, к счастью, не ел грибов. Негодяй Иштван Хинко принес их. А я, глупец, еще дал ему за это двадцать крейцеров. Ну да ладно, завтра же он получит вдобавок двадцать пять палок. Не забыть бы только! — При этих словах барон вытащил из кармана платок и завязал на нем узелок. — Напомни мне, Дюрка, — сказал он гайдуку, вносившему в зал еще четыре баклаги с вином — две в руках и две под мышками. — Сей узелок означает двадцать пять палок Иштвану Хинко, крепостному из Рёске. Вообще же ей уже лучше — я имею в виду Маришку. Нынешние девицы большие неженки. Словно из бисквита сделаны. У меня были три сестры, так их хоть через дом перебрось — тут же как ни в чем не бывало вскочили бы на ноги. Веселье возобновилось и теперь уже ничем не прерывалось. Тем временем кое-кто из гостей сел за карты.

В ту пору карточная игра уже знала высокие ставки, однако ей еще незнакомы были такие сумасбродства, как лет двадцать спустя, когда в дни заседаний сейма в Пожони за ломберным столом встретились Чернович и Комароми. На карту было поставлено Мачское имение со всеми его лесами, лугами и пашнями. Злой дух, обитающий в картах, подхватил эти богатства и перебросил их от одного владельца к другому. Ну и силен же этот бес!

Между тем студенты стали уже прощаться, но барон и слышать об этом не хотел.

— Оставайтесь, оставайтесь! Ну куда вы сейчас пойдете, на ночь глядя? Наши места не так уж безопасны.

— Хотел бы я поглядеть на того, — рассмеялся Жига Бернат, — кто захотел бы нас обворовать!

— Знаю, что вы не из трусливых.