| Как одного удара меча бывало довольно, чтобы бесполезный шлем оставлял без защиты помещенную в него голову. Поражаться приходится, как удалось этим людям добраться до столетия, в котором пребываем мы с вами. Ах, вот бы и мне, вздохнул взводный. Уже на протяжении изрядного времени он думал, что с удовольствием сменил бы свой капитанский патент на возможность скакать новоявленным амадисом галльским по горам, лесам, брегам и долам, изничтожая врагов господа. Ибо жизнь кавалерийского капитана в мирное время смело можно уподобить тине болотной, воде стоячей, и надобно беспрестанно вертеть головой, отыскивая что-то такое, что могло бы с достаточным профитом заполнить мертвые часы, развлечь и потешить. Капитан представляет, как амадис рысит по этой местности, дикой и каменистой, как безжалостно терзает она копыта его коня, а оруженосец гондолин говорит старшему другу, что пора бы устроить привал. Полет фантазии направил мысли взводного в сторону, далекую от литературы, но теперь они вновь занялись рассмотрением вопросов воинской дисциплины, и более того — устремились к самым ее основополагающим началам, а именно — к исполнению полученного приказа. Ежели бы взводный мог в этот миг постичь размышления короля жоана третьего, описанные нами некоторое время назад, венценосные думы о том, как слон соломон и сопровождающие его лица одолевают монотонность бескрайнего кастильского пространства, не был бы он сейчас здесь, не поднимался бы и не спускался бы по склонам, не огибал бы овраги и лощины, покуда погонщик пытается отыскать дороги, которые не слишком далеко уводили бы от тех едва различимых тропок, которые, едва успев обозначиться, исчезают под нагромождениями скал и напластованиями сланцев. Хотя король еще не успел высказать свое мнение, а никто из приближенных по причине своей ничтожности не осмелился осведомиться о нем, командующий его кавалерией его же именем одобрил маршрут, пролегающий по долинам кастилии, ибо это самый легкий, самый удобный путь, практически говоря, загородная увеселительная прогулка. Так обстояли дела, и не имелось никаких побудительных мотивов для пересмотра их, когда секретарь перо де алкасова-карнейро, случайно узнавший о решении, решил вмешаться. И сказал так: Мне представляется неправильным, сеньор, что не принято должных мер предосторожности, отчего то, что вы именуете увеселительной прогулкой, может иметь самые неприятные последствия, самые, повторяю, что ни на есть неприятные, чтобы не сказать — пагубные. Не понимаю почему, сеньор секретарь. Вообразите себе, что во время следования по кастилии возникнут проблемы с обеспечением, с обеспечением как водой, так и провиантом, вообразите, что местные жители откажутся вступать в какие бы то ни было взаимоотношения по купле-продаже, пусть даже себе в убыток. Что ж, это возможно, признал командующий. Вообразите еще, что шайки разбойников, коих там много больше, чем у нас, увидят, как слабо охраняется караван, сами посудите, ну что такое тридцать солдат, ведь это же не конвой, а слезы. Вот с этим позволю себе не согласиться, сеньор секретарь, если бы эти тридцать человек оказались под фермопилами, причем неважно, с чьей стороны, результат битвы был бы иным. Виноват, у меня и в мыслях не было усомниться в отваге и боевой выучке нашей славной кавалерии, но сказал и повторю — представьте, что эти разбойники, уже, без сомнения, знающие, что такое слоновая кость, объединятся, нападут на караван, убьют слона и вырвут у него бивни. Мне приходилось слышать, что шкуру этого животного пуля пробить не может. Может, и не может, но, согласитесь, есть и иные способы умертвить его, и я прошу вас, ваше величество, подумать, какой неслыханный получится срам, если подарок эрцгерцогу максимилиану будет потерян в стычке с испанскими разбойниками на испанской территории. Так что же, сеньор секретарь, по-вашему, надлежит нам сделать. Избрать иной маршрут — не по кастилии, а вдоль нашей границы, к северу, до кастело-родриго. Там очень скверные дороги, сеньор секретарь, вы просто не знаете этого. |
