И потому немногие услышали, что ответил австрияк на дерзость португальца: Довольно моего краткого приказа, чтобы состоящие в моем подчинении латники разметали — и в меньшее время, чем требуется мне, чтобы произнести эти слова,— скудные ваши силы, имеющие значение скорее символическое, нежели чисто военное, и так вот и будет поступлено, если сию же минуту их командир не прекратит столь же упорное, сколь и нелепое сопротивление, вынуждающее меня предупредить, что за неизбежные жертвы, в число коих может попасть вся португальская сторона, полнейшую ответственность нести будет он один, так что потом не жалуйтесь. Если уж, если я верно понял, ваша милость предполагает перебить нас всех, то я сильно сомневаюсь, что вам удастся оправдаться в сем жестоком деянии, направленном против солдат, которые не делают ничего иного, как только защищают право своего государя устанавливать собственные правила передачи принадлежащего ему слона соломона в дар эрцгерцогу максимилиану австрийскому, оспаривать же оные права представляется делом в высшей степени неразумным как в плане политическом, так и в чисто, как вы изволили выразиться, военном. Австрийский капитан ответил не сразу, и видно было, что от перспективы объяснять перед веной и Лиссабоном, почему же дело и впрямь обрело такой неприятный оборот, голова у него пошла кругом, и после каждого следующего витка вопрос представлялся все более и более сложным. Но вот наконец ему удалось отыскать некое примиряющее обе стороны решение и предложить, чтобы ему и людям его было позволено войти в замок и удостовериться, что слон пребывает в добром здравии. Полагаю, ваша милость, что солдаты ваши не сведущи в ветеринарии, отвечал ему на это португальский капитан, что же до вас касается, то — не знаю, конечно, но все же сомневаюсь, что вы превзошли науку врачевать животных, а потому не вижу решительно никакого прока от того, что пущу вас внутрь замка, по крайней мере, пока не будет мне предоставлено и подтверждено право проследовать в вальядолид и лично передать слона эрцгерцогу австрийскому. Алькальд, видя, что ответа нет, сказал: Позвольте мне поговорить с ним. И через несколько минут вернулся сияющий: Согласен. Скажите ему тогда, примолвил капитан, что для меня будет честью сопровождать его. Покуда алькальд уходил и возвращался, капитан приказал сержанту разомкнуть ряды, освободив проход. И когда команда была выполнена, тронул коня так, что тот поравнялся с гнедым жеребцом австрияка, и попросил переводчика перевести: Еще раз — добро пожаловать в кастело-родриго, сейчас мы увидим слона.
Если не считать не повлекшей за собой серьезных последствий драки, которая возникла меж солдатами — по трое с каждой стороны — на пути в вальядолид, сколько-нибудь значимых происшествий не случилось. В качестве жеста доброй воли и свидетельства своих мирных намерений португальский капитан уступил австрийцу право назначить порядок следования колонны, то есть отдал на его благоусмотрение возможность определять, кому за кем и перед кем идти, австриец же высказался с предельной простотой и ясностью: Мы — в голове, а прочие — как кому хочется или, раз уж у вас есть опыт, следуйте тем же порядком, каким шли из Лиссабона. Имелось два превосходных и сокрушительных довода в пользу именно такого построения, ибо австрийцы шли, в сущности говоря, по своей земле, а кроме того, пусть это и не было произнесено вслух, сыграло немаловажную роль то обстоятельство, что, если небо будет безоблачным, вот как, например, сейчас, царь-светило, покуда не достигнет зенита, ну, то есть по утрам, будет ударять своими лучами прямо в первую шеренгу, что с удивительным благоприятствованием скажется на блеске кирас. Что же касается повторения порядка следования, мы-то с вами знаем, что это дело невозможное, хотя бы уж потому, что тридцать работяг движутся по пути на Лиссабон с тем, чтобы в будущем, пусть покуда еще и отдаленном, пройти через неприступный и неизменно верный короне город порто. |