| А чаще — и запятую тоже. И эрцгерцог призвал к себе управителя, чтобы тот разъяснил ему смысл произошедшего, и не столько чудо само по себе, сколько причины, его породившие. Но как раз по этому конкретному аспекту вопроса управитель не располагал необходимыми сведениями, так что рассудилось за благо потребовать сюда же погонщика фрица, который уже в силу своих профессиональных обязанностей должен был бы такое знать. Эрцгерцог взял быка за рога: Слышал я, что в наше отсутствие случилось тут чудо. Так, государь. И что сотворил его сулейман. Истинная правда. Хочешь сказать, что слон сам по себе взял да и решил опуститься на колени перед базиликой. Нет, так я бы не сказал. А как бы сказал, вопросил максимилиан. Это я его привел и направил. Так и следовало ожидать, хотя это сведение — из разряда излишних, я-то хотел бы знать, в чьей голове зародилась эта идея. Я, ваше высочество, должен был всего лишь научить сулеймана вставать по моему приказу на колени. А тебе это кто приказал. Об этом не имею права говорить. Кто же тебе запретил. Не то чтобы прямо так запретили, но умный, как говорится, с полуслова понимает. Так кто же все-таки вымолвил это полуслово. Государь, я не. Если ты, фриц, не ответишь мне сейчас же, без уверток и околичностей, то очень горько пожалеешь, поверь мне. Падре из базилики. Поподробней, пожалуйста. Он сказал, что им нужно чудо, и чудо это может сотворить сулейман. А ты ему что на это ответил. Ответил, что, мол, сулейман чудеса творить не приучен и что попытка может выйти боком. А падре. А падре пригрозил, что если не послушаюсь, у меня будут веские причины раскаяться, то есть почти теми же словами, что и ваше высочество только что. И что же было потом. Потом я целое утро учил сулеймана по моему знаку становиться на колени, и это было непросто, но все же удалось. Ты хороший погонщик. Ваше высочество меня смущает. А хочешь ли добрый совет. Хочу. В таком случае советую тебе никому не рассказывать о нашем разговоре. Не буду, ваше высочество. Чтоб не пришлось горько пожалеть. Не забуду, ваше высочество. Теперь ступай и постарайся выбить из головы своего слона вздорную идею творить чудеса, становясь на колени у дверей церквей, ибо от чуда следовало бы ожидать несравненно большего, раз чудо, так уж чудо — чтобы выросла нога в том месте, где ее отрезали, и представь себе только, какое множество чудес можно было бы творить прямо на месте, на поле битвы, например. Эго верно, государь. Ну, отправляйся. Оставшись один, максимилиан принялся размышлять над тем, что наговорил, пожалуй, лишнего, и если погонщик все же не станет держать язык за зубами, то эти слова, распространясь, совсем не пойдут на пользу проводимой им политике тонкого равновесия между лютеровой реформацией и крепнущим день ото дня отпором ей. Но в конце концов, как в будущем — и совсем уже обозримом — скажет генрих четвертый французский, париж стоит мессы. Тем не менее по удлиненному челу эрцгерцога разлилась меланхолия, ибо мало что на свете так терзает душу, как сознание того, что мы предали идеалы нашей юности. Впрочем, он сказал себе, что уже довольно прожил на свете, чтобы не плакать над пролитым молоком, тем более что обильное вымя католицизма ожидает только умелых рук, которые возьмутся за его сосцы, а факты до сей поры свидетельствовали, что эрцгерцог, отнюдь не лишенный доильнодипломатических навыков, надоит взамен пролитого нового, при том, разумеется, условии, если упомянутая церковь сочтет, что подобная сделка окажется ей со временем выгодна. Так или иначе, история с ложным чудом перешла уже все границы допустимого и терпимого. Эти дурни из базилики, думал максимилиан, совсем спятили, иметь рядышком такого святого, как антоний, который из черепков кувшина разбитого умел сделать целый и мог по воздуху перелететь из падуи в лиссабон, чтобы спасти отца от виселицы,— и при этом просить погонщика ссудить им слона для изображения чуда, ах, лютер, лютер, как же прав был ты. Облегчив таким образом душу, эрцгерцог вызвал к себе управителя и приказал ему быть готовым наутро выступать, причем двигаться на тренто без дневок-ночевок, ну или ограничиться одной, если уж нельзя без этого обойтись. |
