Но твари, разбуженные к жизни странным колдовством деревенской ведьмы, солнца отнюдь не страшились. Они сейчас хотели только одного – убивать и пожирать и, увы, сил для этого имели несравненно больше, чем обычные зомби или даже костяные драконы.

Предутренняя осенняя хмарь наступала, серый полусвет нехотя, словно с трудом проникал под полог Нарна; вот уже мелькнули первые просветы полей, вот уже и тропинка превратилась в узкую тележную колею, сейчас размокшую и склизкую; вот и деревенский выгон, пустой по осеннему времени…

Лес кончился как-то резко, перед путниками простиралось небольшое поле, примерно в треть лиги, за ним поднимался крутой откос, рядом журчал ручей, отмеченный многочисленными ивами, – тот самый Кривой Ручей, что дал название самой деревеньке.

Всё тихо. Неужто он, Фесс, ошибся и Кривому Ручью ничто не угрожает?

В тот же миг, словно отвечая его невысказанным вслух мыслям, впереди, на косогоре, там, где стояла деревенская церквушка, грянули отчаянно частые удары небольшого надтреснутого колокола. Звонарь старался вовсю.

У Фесса перехватило дыхание и похолодело в груди. Нет, он увидел не орду зомби, не кружащуюся над домами стаю вампиров – впереди не было вообще никаких чудищ, уязвимых или для стали, или для заклятий и оттого очень даже смертных.

Фесс увидел редкую цепь медленно бредущих к обречённой деревне… нет, не призраков, не духов – пожалуй, впервые за все свои дни в Эвиале и впервые за свою карьеру некроманта Фесс не мог дать определения увиденному.

Иногда это казалось чередой смутных туманных фигур, смазанных и дрожащих, точно воздух в горячий день над нагретым солнцем камнем. Иногда проступали неясные очертания как будто бы даже костей. А ино-гда всё это и вовсе пропадало, заставляя усомниться в правдивости собственных глаз.

Но, увы, глаза не лгали. Фесс имел куда более надёжные чувства, и они его подвести не могли.

Заклинание саттарской ведьмы и в самом деле можно было заносить в золотой фонд «Анналов Тьмы». Неведомый учитель Даэнура мог бы гордиться такой ученицей. Чары вырвали из могильного плена даже не бренные полусгнившие костяки, чем, по сути, являлись те же зомби, а квинтэссенцию, средоточие всего того зла, что жило в погибших душах. И волшебство ведьмы специально отыскивало, похоже, не просто какого-нибудь заблудшего пастуха, по пьяни и глупости грабанувшего проезжего приказчика на стр-р-р-р-рашную сумму аж в три имперских цехина, но злодеев истинных, чьи костяки Нарн сохранял, похоже, с незапамятных времён. Берёг, словно оружие, на самый чёрный день; берёг, наверное, в ожидании неизбежного вторжения соединенной армии Эгеста и Аркина, поддержанной всей мощью Академии Высокого Волшебства…

Иногда в туманных силуэтах проглядывали очертания непропорционально больших черепов – причём явно нечеловеческих пропорций. Громадные разинутые рты, беззвучно клацающие челюсти, буравящие провалы глаз… Фессу казалось, что кто-то услужливо предложил ему морскую подзорную трубу – каждое движение призраков было видно как на ладони.

«Ещё не поздно повернуть назад, – неслышно сказал ему кто-то очень рассудительный. – Ты здесь ничего не сделаешь. Только напрасно погибнешь. Нет способа выиграть этот бой. Сколько бы ты ни пытался. Отдай всю свою кровь, перелови всех кошек в округе, бросай на жертвенник одну девственницу за другой – всё равно тебе не собрать достаточно силы. Многомесячные изыскания, возможно, и открыли бы тебе какой-то путь – способами артефактной, древней магии, прибегая к астрологии и тому подобному, но у тебя не осталось не то что месяца – у тебя не осталось и нескольких минут. Потому что голодная орда вот-вот ворвётся в деревню и пойдёт такая потеха, что живые – точнее, пока ещё живые – станут завидовать мёртвым.

Ты даже не успеешь убить ведьму».