Мы находились в глухой дыре, я сам тут был впервые, и как она собиралась разбираться с наземным транспортом, я не мог себе даже вообразить.

— Может, в кино сходим?

Обязательно сходим. — Макина попыталась улыбнуться, но у нее это плохо получилось. Она не уходила лишь из вежливости. Судя по всему, она и в метро спустилась за компанию.

— Здесь опасно ходить одной, — нашелся я. — Давай я тебя провожу.

— Нет. Пожалуйста, не надо провожать.

— Ну и черт с тобой, — ляпнул я, отвернулся и прыгнул через турникет.

Будет мне всякая коза из себя деловую строить! То сама зовет в театры, то заявляет «Пошел вон»! Что я ей, пацан или брат младший — бегать куда скажет?!

У эскалатора я оглянулся. Макиной в зале уже не было. Тогда я перелез через перила ограждения и бегом рванулся назад. Дежурная в будке заорала что-то, типа, второй раз не пустит, но я ее послал на ходу. Мало народу, выходной — вот и корчит из себя постового.

В три прыжка я вырвался наружу. В рожу ударила снежная крупа.

Пусто...

«Спартаковцы» горланили песню и кидались пустыми пивными бутылками. Несколько бомжей грелись у входа в метро, передавая по кругу чинарик. Искрил гирляндами ларек с шавермой.

Я ломанулся по переходу в другую сторону. По пути встретились всего три человека, родители тащили на себе ребенка и санки. Было совершенно непонятно, куда Лиза могла исчезнуть за несколько секунд. Впереди расстилалось не меньше полусотни метров пустого коридора.

Я набрал такую скорость, что чуть не навернулся на скользких ступеньках, обежал по кругу заснеженных теток, охранявших аквариумы с цветами, и вылетел на перекресток.

Единственный вариант — если она успела взять машину. На развилке стояло несколько частников, в обе стороны уходил широченный тротуар, слабо подсвеченный фонарями. Там, конечно, бродили люди, но у меня очень хорошее зрение. Я узнал бы ее даже в темноте.

Лиза пропала, словно провалилась в люк. Когда я добрался до дома, мать жарила сырники.

— Как театр, тебе понравилось?

— Нормально, — сказал я.

— Тебе звонили. Миша из клуба, Гоша, Света и еще какая-то девочка.

— Ага, — сказал я, взял сырник и набрал Лизин номер. После восьмого гудка я дал отбой и набрал Гошу.

— Как театр? — спросил он. — Понравилось?

— Ты-то откуда знаешь? — обалдел я.

— Твоя мама сказала, что у тебя очень приятная соседка, и вы теперь вместе гуляете.

— Ты ее больше слушай!

— Ты чего такой злой, Малина? — удивился Гоша. — Я тебе звоню сказать, что все узнал.

— Что узнал?

— Как «что»? Что ты просил, насчет этого, Макина.

— Ну?! Погоди, я дверь закрою... — Сердце у меня вдруг застучало в два раза быстрее. — Ты же сказал, что твой брат больше не станет звонить.

— Да не... Там же, в этом сраном Тимохино, есть паспортный стол. Оказалось, что все проще. Про работу или еще какие дела он узнать не смог, а про семейное положение ему сказали.

— Гошик, не тяни!

— Этот Макин, Андрей Петрович, он холостой, в браке не состоял и никакой дочери у него нет... Малина, что ты молчишь?

— Ничего... — Я прислонился лбом к ледяным узорам на стекле. Мне казалось, что, если я окуну голову в ведро с водой, станет чуточку полегче. — Гошик, ты можешь позвонить в одно место и сказать, что у тебя тоже болит голова?

ОХОТА ЗА ОХОТНИКОМ

Я покидал в портфель то, что попалось под руку, сварганил горячий бутерброд из обнаруженных в холодилке продуктов, затем вернулся к себе в комнату, погасил свет и уселся ждать.