Его отец, граф Сандерсон, протянул младшему сыну руку и одарил его сердечной и неспешной улыбкой.

— Разумеется, Томас, это удовольствие — больше, чем удовольствие, — видеть тебя после стольких лет. Но… твое возвращение домой оказалось не самым благоприятным.

— Действительно. И мне очень жаль.

Джеймс смягчился, но не намного.

— Жаль? Это не объясняет того, зачем кому-то понадобилось стрелять в мою семью. Или, как ты настаиваешь, в мою гувернантку.

Естественным побуждением Томаса было хранить те немногие тайны Кэт, которые были ему известны: только ей принадлежит право говорить о них. Однако Джеймс был прав: его домашние подверглись ружейному обстрелу, и Томас должен был открыть им правду — по крайней мере большую ее часть.

— Что вы знаете о том, чем я занимался в Индии?

Джеймс взглянул на отца.

— Не много. — Граф устроился в кожаном кресле. — Почти ничего. Я смог лишь узнать, что по просьбе компании тебе пришлось выдавать себя за другого человека. Мне не удалось узнать ничего более. Полагаю, ты сделался шпионом.

— Весьма точное определение. — Томасу было не очень приятно слышать, что его труд оценили именно так. Ремесло шпиона не самое почетное занятие для джентльмена, несмотря на то что в искусстве собирать сведения ему не было равных. Он надеялся, что семья никогда не узнает о его былых подвигах. Собирался лишь сказать им, что разбогател на торговле лошадьми, которых сам же и разводил.

Но отец, кажется, имел собственный источник сведений.

— Вероятно, я бы не выбрал для тебя такой карьеры, — признался он. — Напротив: надеялся, что работа в Индии приведет моего сына к занятию политикой.

Его карьера, какой она была, подошла к концу. Кончено.

— Так и я ее не выбирал. Похоже, она сама меня нашла. — В который раз за последний год Томасу захотелось напиться. Долгие годы он следовал обету воздержания, который принес, превратившись в Танвира Сингха. И вот до чего довела его одержимая страсть к Катрионе Роуэн! Еще день, а ему уже требуется подкрепление, какое может дать лишь крепкое спиртное. Но он должен начать, как и собирался, честно.

— Видишь ли, на севере Индии есть поговорка: «Отрасти волосы и заговори по-пенджабски, и сделаешься сикхом».

Томас впервые услышал эти слова от своего командира, полковника Огастуса Бальфура, почти четырнадцать лет назад, в тот самый день, когда Томас вернулся со своего первого задания для Ост-Индской компании. Вернулся один.

— Почти сразу же, как я приехал в Индию, мне пришлось принять участие в смертельной экспедиции. Нас отправили закупить лошадей в Белуджистане, чтобы их потом разводить. Из всех англичан, которых отправила туда компания — из двадцати трех мужчин, — живым вернулся я один.

Даже сейчас, когда прошло так много лет, чувство утраты саднило, как тяжелый ушиб, которому следовало зажить давным-давно.

Он был единственным, кто выжил в тяготах целого года путешествия с караваном, болезней, сурового климата, нападений разбойников и враждебных племен. И вернулся не мальчиком, которым был, отправляясь в экспедицию, а совсем другим человеком. Когда, наконец, Томас добрался до Дели, он выглядел и разговаривал скорее как туземец, а не как сын туманного Альбиона.

— В то время официальным представителем Британии в северных провинциях был полковник Бальфур. Когда я рассказал ему обо всем, что видел и слышал в своем долгом путешествии, и о том, как научился пользоваться полученными сведениями, сей осмотрительный человек составил простой, но хитрый план. Было решено, что я отправлюсь с ним в Сахаранпур, где сделаюсь Танвиром Сингхом, сикхом, торговцем лошадьми, сборщиком сведений и хранителем тайн.