Сара сияла в своем белом платье и простой кружевной фате. Она распустила волосы, украсила свои золотые пряди душистыми голубыми цветами. Дэмьен еще никогда не был так хорош: черный бархатный фрак, плоеная рубашка и кружевное жабо. Яркое солнце бросало живописные блики на его густые волнистые волосы и отражалось в темных глазах, горящих гордостью и счастьем.

В сторонке сидели в плетеных креслах Олимпия та жена священника. Они были похожи на нарядные осенние цветы: Олимпия в розово-лиловом шелке и такой же шляпе, миссис Тэрнер — в бледно-голубом органди.

Сара была как в раю, повторяя свои обеты:

«На горе и на счастье… сегодня и навсегда… пока смерть не разлучит нас».

Дэмьен произносил обеты низким уверенным голосом. Он дивился красоте невесты, думая, как он счастлив, что она принадлежит ему. Когда он надел ей на палец кольцо, они обменялись радостными улыбками. Обряд подошел к концу. Дэмьен отвел фату с ее лица и поцеловал жену, прошептав:

— Я люблю вас, миссис Фонтэн.

— Я тоже люблю вас, м-р Фонтэн, — прошептала она.

И они отодвинулись друг от друга, как застенчивые подростки. Священник пожал руку Дэмьену, а его жена поспешила с поздравлениями.

После того как в присутствии свидетелей были подписаны необходимые бумаги, Олимпия подала в гостиной кекс с пуншем. Атмосфера царила веселая, во многом благодаря преподобному Тэрнеру и его супруге. Преподобный тут же предложил тост за новобрачных. Его жена все время говорила о том, какая прекрасная пара молодые, и усиленно приглашала побывать на службе в их церкви. Сара заметила, как терпеливо слушает Олимпия миссис Тэрнер, описывающую церкви, которые теперь будет объезжать ее муж. Несмотря на свое возмущение тем, что Сара и Дэмьен не обвенчались в католическом храме, она помогала им и больше не делала замечаний насчет «жизни во грехе».

Баптиста была здесь же, принося подносы с прохладительным и убирая грязную посуду. Выглядела она, как всегда безобидно, но лицо у нее было непроницаемо. На молодых она даже не взглянула.

Когда Тэрнеры уехали, Дэмьен налил пунша своей молодой жене, Олимпии и себе. Подняв стакан, он сказал:

— Этот тост — за мою прекрасную жену.

Сара улыбнулась, хотя ей стало неловко: Дэмьен явно испытывал тетку. Но Олимпия мудро поддержала тост: она тоже улыбнулась и сказала с вымученной бодростью: «За Сару!», чокнувшись со всеми, как положено.

— Ну как, Дэмьен, — сказала Олимпия, когда они выпили, — ты собираешься поехать с Сарой в свадебное путешествие? Может быть, в Новый Орлеан?

Сара кинула на мужа встревоженный взгляд. Но тот только улыбнулся и сказал безмятежно:

— Мы предпочитаем пожить пока здесь. В конце концов, разве найдешь более укромное местечко для молодоженов?

Услышав этот нескромный ответ, Олимпия покраснела, пробормотав: «и верно», и нервически поднесла ко рту салфетку.

— Я, мисс Фонтэн, недавно побывала в Новом Орлеане, — осторожно заметила Сара, — и честно говоря, несколько устала от путешествий.

Дэмьен откинулся и засмеялся, Олимпия смутилась, а молодые обменялись особенной улыбкой по поводу тайны, которая известна только им.

Ночью Сара и Дэмьен пили шампанское, лежа в постели. В камине трещал огонь. На Саре была белая батистовая сорочка; золотые волосы струились по плечам.