Она почувствовала, как сотрясается от смеха грудь Нолана. Он указал в сторону сквера:

– Смотри, как Бак разгулялся. Могу спорить, Джадду за ним не угнаться.

Джадд Стриттер нравился Донне. Они вместе выросли. Сколько она помнила, он всегда был добр к ней. Потом он уехал в другой город и поступил в колледж, по окончании которого остался там работать. Вернулся Джадд мрачным и совсем чужим. Он мог быть лучшим мастером у Оливера, но Нолан был прав: в отличие от своей собаки Джадд не был общительным.

Нолан легонько прикоснулся к щеке Донны:

– Мне пора уходить. Зайду попозже.

Он нежно прикоснулся пальцем к ее губам, и на секунду она затаила дыхание. Затем он пожал ей на прощание руку и направился вдоль стеллажей к выходу. Она почувствовала, как хлопнула входная дверь, и хотя не могла услышать шум его машины, живо представила всю картину. Вот он выходит из магазина, открывает дверцу, садится, захлопнув ее за собой, дает полный газ и скрывается в одной из боковых улиц. Донне всегда становилось грустно в такую минуту.

Она утешала себя мыслью о его возвращении. Нолан заезжал к ней, как только ему выдавалась такая возможность. Правда, он редко заставал ее одну в магазине, но когда это происходило, Донне было особенно приятно видеть его. Ей нравилось быть рядом с ним. Когда она касалась его плеча, то чувствовала себя защищенной, как бы нелепо это ни звучало. Ведь Норвич Нотч был самым уютным и спокойным местом на свете. Город заботился о своих жителях, и в первую очередь о таких, как Донна. Если кто-нибудь и был в безопасности, так это она.

В безопасности. Да, в полной безопасности.

Она вздохнула и отвернулась от витрины.

На окне второго этажа здания, в котором располагался городской суд, полукругом была выведена надпись: "Парикмахерская Зи". Из него двое представительного вида мужчин обозревали центральный городской сквер. Оба седые, в застегнутых наглухо рубашках с короткими рукавами, в темных брюках на подтяжках, обутые в полуботинки, они хранили на лицах стоическое выражение.

Со стороны могло показаться, что их отрешенность объясняется умиротворяющим видом, открывающимся из окна. Джадд Стриттер не был сторонним наблюдателем. Он знал больше. Эти люди были обеспокоены поворотом событий в жизни Норвич Нотча. Об этом говорили их размеренные движения, сжатые губы и неестественно спокойные интонации голосов. Они были раздражены, и не на шутку. Оливер Плам, даже не посоветовавшись с ними, продал половину компании, что само по себе было неслыханным событием. То, что Оливер являлся хозяином "Плам Гранит", не имело никакого значения. Жизнь города была неразрывно связана с судьбой компании. Такие решения должны были приниматься отцами города совместно, так было заведено со дня его основания. Фарр не мог ничего решать, не посоветовавшись с Джемиссоном и Пламом, Плам не мог ничего решать, не посоветовавшись с Джемиссоном и Фарром и т. д. Так было всегда.

– Странная особа, – произнес Эмери Фарр.

В старомодном пенсне, с белыми, как снег, волосами и румянцем на щеках, он напоминал доброго Санта-Клауса. Но сейчас он выглядел очень злым.

Джордж Джемиссон, чей ежик жестких седых волос отливал платиной, казался еще злее.

– У нее на лбу написано, что она из сити.

– Лучше бы она там и оставалась.

– Тогда она не смогла бы развлекаться у нас. Она для этого и приехала. Ты посмотри на ее автомобиль. Должно быть, чувствует себя очень важной.

Джадд подумал, что же это за автомобиль, когда Эмери сказал:

– Интересно, что она будет делать с ним зимой.