21 февраля 1918 года американский посол Френсис телеграфировал из Петрограда в Вашингтон: «…Я серьезно настаиваю на необходимости взять Владивосток под наш контроль, а Мурманск и Архангельск передать под контроль Великобритании и Франции… Для союзников теперь пришло время действовать…» Так что англичане так же вполне реально могли организовать устранение неудобного им «красного адмирала».
Не надо забывать и то, что Мурманск был тогда буквально «нашпигован» и резидентами германской разведки. Впрочем, если Кетлинский поддерживал большевиков, а те уже начали переговоры о сепаратном мире в Бресте, то организация убийства германскими агентами выглядит не слишком вероятной.
Инженер-механик «Аскольда» Бжезинский пишет в своих воспоминаниях: «В кают-компании офицеров «Аскольда» и в его кубриках, все еще заполненных командой, недолго господствовала тема об убийстве бывшего командира крейсера. Все варианты этого события вращались вокруг догадок, изложенных выше, а рассказы о предстоящем переходе флота на добровольческие начала затмевали все остальное. И только случайный разговор в подвыпившей компании у начальника отдела Центромура Лободы навел на мысль о том, что убийц молено искать в ином направлении. Веселаго, постоянный связной с английским командованием, весь январь находился в командировке, и переписку относительно «Доры», а также о посылке судов в Англию за углем оформлял старший лейтенант Лобода по указанию гланамура. Лобода имел приятельские отношения с работниками британского офицера по транспортировке грузов и вел с ними знакомство домами. Так вот, этот Лобода, проявивший себя впоследствии как пособник интервенции, говорил о том, что ему пришлось в американо-английской среде транспортников слышать враждебные нападки на Кетлинского. Поведение этих чиновников, конечно, отражало мнение более высоких решающих кругов союзников. Столкновения относительно задержки в поставке угля доходили до личных угроз. Фильтрация грузов, задержка наших пароходов и, наконец, случай с «Дорой» накалили атмосферу, которая несколько охлаждалась вмешательством военного руководителя Кемпа. Упорство Кетлинского, с которым он требовал разгрузки «Доры» в Мурманске, твердое решение послать за ней эсминец, довело конфликт до кризиса. Кемп, ограничившийся требованием гарантийного письма, о котором сообщалось ранее, встретил серьезную оппозицию американских транспортеров. Этим объясняется его молчаливое согласие на вмешательство вооруженного корабля, что грозило военным конфликтом. Лобода давал слово, что его приятели из аппарата британского офицера заявили с запальчивостью, что их боссы не допустят возвращения «Доры» в Мурманск, чего бы это им ни стоило. Мы все считали, что отношения между адмиралами Кетлинским и Кемпа джентльменские, но кто мог бы поручиться за какие-то иные силы, пребывающие в неофициальных кругах, но имеющие решающее значение в проведении «особой» политики?»
И все же, насколько Кетлинский действительно был «красным»? Военно-морской историк М.А. Елизаров пишет: «Со смертью Кетлинского резко встал вопрос кем считать его? Убитым провокаторами «жертвой революции», или наоборот — устраненным препятствием на пути ее «углубления»?
Одна крайность породила другую. Кетлинского, как мы уже говорили, похоронили с революционными почестями. Очевидно, тем самым умеренные матросские руководители стремились как-то загладить вину «братвы». Могли не возражать против почестей и многие «леваки», получавшие повод для «мести контрреволюции», в котором они нуждались. Тем более, что даже убитых матросами-анархистами «министров-капиталистов» Шингарева и Кокошкина торжественно хоронили под похоронный «Марш в память жертв революции», сочиненный впечатлительным И-летним Митей Шостаковичем именно по этому поводу. |