Изучив корабль, Кетлинский обратился в Морской главный штаб с предложением рассмотреть вопрос о переделке в корабельных погребах, чтобы удалить боезапас не менее чем на 1,5 метра от борта, для снижения риска его детонации при попадании снарядов и торпед. Такие работы после опытов, проведенных в Петрограде, уже были произведены на кораблях Черноморского и Балтийского флотов. Кроме того, командир крейсера предлагал также убрать с корабля десять старых торпед образца 1898 года (имевших дальность стрельбы менее 10 кабельтовых) и демонтировать четыре оставшихся торпедных аппарата, от которых не было совершенно никакого толка. Тем более что два из них находились в помещении, где температура при работавших механизмах держалась не менее 45° из-за наличия паропроводов и эксплуатировать в при такой жаре и влажности торпеды было просто невозможно. Однако здесь Григорович заупрямился, не желая, видимо, дальнейшей задержки крейсера в Тулоне. На рапорте Кетлинского он оставил размашистый росчерк: «Все оставить до прихода на Мурман».

Помимо этого, Кетлинский просил и о присылке ему ныряющих снарядов для стрельбы по подводным лодкам, но до ухода из Франции крейсер их не получил. Не одобрили в Морском главном штабе и предложения Кетлинского об увеличении штата крейсера в связи с установкой зенитных орудий, которые составили 2 новых плутонга. Для них н хватало восьми комендоров. Артиллерия крейсера делилась на 9 плутонгов (четыре 152- и пять 75-миллиметровых), причем огнем 4-го и 5-го плутонгов 75-миллиметровых орудий управлял в бою один офицер. По штату обязанности плутонговых командиров исполняли три вахтенных начальника, вахтенный офицер, младший минный офицер и ревизор. То есть не хватало трех офицеров и еще одного, для зенитных орудий. Кетлинскому не только отказали, сославшись на нехватку личного состава, но и довели до сведения, что с приходом на север и имеемые у него зенитные орудия предполагается снять, так как там германских аэропланов пока не обнаружено.

10 ноября на крейсере провели испытания машин, стоя на бочках, и так как результаты оказались вполне удовлетворительными, началась подготовка к выходу на ходовые испытания. 18 ноября капитан 1-го ранга Кетлинский первый раз вывел корабль в море. Этот момент всегда волнующ для каждого командира. Как поведет себя крейсер в море, как слушается руля, насколько поворотлив, как восходит на волну… Испытания прошли достаточно успешно, однако парадный ход «Аскольда» составил всего каких-то 15 узлов. Для достижения большего требовался 10-дневный подробный осмотр механизмов. Интересно, что ни на одну пробу машин ни один представитель или специалист завода в море не ходил. Несмотря на все уверения французского министра, союзники все же относились к русскому кораблю не столь внимательно, как обещали.

4 декабря «Аскольд» вернулся с повторного испытания. При достижении скорости 18,5 узла стал сильно парить главный паропровод, и испытания пришлось прервать. 10 декабря на третьем выходе ход довели уже до 21 узла, но при этом стали греться подшипники. Уменьшили ход до 19 узлов, и шли так около часа — машины работали нормально. На этом выходе произвели и практическую стрельбу боевыми зарядами из 152- и 75-миллиметровых орудий по щитам Результаты вследствие качки, рассогласования циферблатов и длительного перерыва в стрельбах комендоров были плохими. Думается, этот факт особенно опечалил Кетлинского, после чего он уже занялся отработкой своих артиллеристов вплотную.

В связи с требованиями высшего командования о быстрейшем окончании ремонта результатом этого выхода пришлось удовлетвориться.