|
Достаточно было быть на хорошем счету у кого-нибудь из офицеров, чтобы попасть в шпионы и провокаторы. Так, Быстроумов очень ценил старшего гальванера С. Воробьева, который был прекрасным специалистом. Старший офицер приказал ему заниматься чисткой оптических приборов в своей каюте. Это дало повод считать Воробьева шпионом Позднее, когда крейсер стоял в Англии, Воробьев застрелился, оставив письмо команде». В другое время изучением обстоятельств убийства или самоубийства матроса Вороваева (Воробьева), думается, занялись бы более внимательно, но только не в марте 1917 года.
Впрочем, и Вороваев (Воробьев) не стал последней жертвой тулонской трагедии…
Крейсер «Аскольд» еще стоял у стенки причала в Глазго, и команда пила пиво в местных портовых пабах, а в Петербурге и Кронштадте и Ревеле в адрес новых революционных органов власти начали поступать как коллективные, так и индивидуальные заявления с требованием пересмотра «тулонского дела» от бывших аскольдовцев. Наиболее авторитетным надо признать обращение бывших аскольдовцы в количестве 60 человек за подписями матросов Лепилина, Тимофеева и Мальцева из числа списанных с крейсера и оказавшихся во 2-м Балтийском флотском экипаже после постановления Временного правительства о реабилитации осужденных за политические преступления в царское время. Эти аскольдовцы требовали привлечения к ответственности офицеров крейсера за их участие в провокации и злоупотреблениях во время ремонта крейсера. Но почему вообще бывшие аскольдовцы вдруг подняли вопрос о «тулонском деле», неужели у них не было никаких других забот в это время, неужели они так переживали за расстрелянных диверсантов? И забот у матросов после Февральской революции хватало, и к расстрелянным диверсантам они никаких особых чувств не питали. Вопрос о «тулонском деле» был поднят совсем по иной причине. И поднимали «тулонское дело» бывшие аскольдовцы вовсе не из-за чувства сострадания к расстрелянным, а исключительно из чувства личной мести Кетлинскому, который вначале списал их с корабля, а потом одним росчерком пера пресек вольготную жизнь в тыловом Архангельске. Кстати, именно по этой причине ни один из участвовавших в казни своих сослуживцев матросов расстрельной команды никогда впоследствии не был далее морально осужден своими товарищами. Отметим, что списывая матросов в Россию. Кетлинский изначально никаких материалов, их порочащих, в Архангельск не отправил. Мы не можем сказать, было ли это следствием спешки, в которой происходила отправка, или же новый командир не послал бумаги о прегрешениях матросов вполне сознательно. Но факт остается фактом. По этой причине по прибытию аскольдовцев в Архангельск местное начальство отнеслось к ним вначале хорошо. Еще бы, у них в распоряжении появились опытные матросы, прошедшие три океана и участвовавшие в Дарданелльской операции! И вскоре на крейсер начали поступать письма с сообщениями, что многих из списанных матросов отпустили на побывку домой. Списанные матросы хвастались тем, о чем остальная команда даже мечтать не могла. Эти письма сразу же вызвали роптание команды. Матросов понять было можно, худшие уже дома с девками гуляют, а они все еще по морям мотаются! Назревал новый конфликт. Чтобы предупредить его, Кетлинский объявил команде, что несколько списанных матросов действительно были отправлены домой на побывку по ошибке, но он немедленно примет соответствующие меры и впредь этого более не повторится. Одновременно Кетлинский отправил в Архангельск бумагу, в которой разъяснил, что списанные с «Аскольда» матросы являются штрафованными и никаких видов поощрения к ним применяться не может. Кроме этого, Кетлинский потребовал наложения на отправленных матросов ограничений и цензуры писем. После этого списанных матросов раскассировали, частично отправив на фронт под Пинск, а частично — на Чудскую флотилию. Когда об этом узнали на «Аскольде», ситуация в низах сразу улучшилась, матросы успокоились. |
