Ни о чем не подозревая, Иван Данилович не возражал. Он даже не протестовал, когда девушка, видимо для каких-то своих целей, завела его в пустующий зал судебных заседаний и подвела поближе к председательскому столу. И даже когда села на стол и начала демонстрировать ему некоторые позы, он все еще воспринимал это как проявление ее взбалмошного характера. Но когда она назвала ему точную дату и время действия развернувшегося на зеленом сукне, Самохвалов не сразу понял, что от него хочет эта девица, и решил попросту присоединить и ее к общему числу своих побед.

Она его раздразнила, но оказалась не готова к решительным действиям. И когда поняла, что их уже не избежать, стала рваться и кричать. Но кто услышит ее в пустом здании? Разъяренный отчаянным и, главное, совершенно непонятным, идиотским сопротивлением, Иван Данилович только на миг дал волю рукам. Но лучше бы он этого не делал. Его удар смахнул девицу со стола, как ненужную вещь, и она, падая на пол, со всего маху ударилась виском о грань того возвышения, на котором стоял судейский стол.

Самохвалов сам вызвал «скорую помощь», которая приехала и немедленно увезла девушку в больницу, где та, не приходя в сознание, и скончалась от черепно-мозговой травмы.

Дело тогда замяли, списав на несчастный случай — поскользнулась, упала, ударилась. Кто же станет подозревать известного в городе судью? Бывшего к тому же в свое время известным чемпионом…

Но если по правде, то и тогда не обошлось без помощи Роберта Олеговича Васильчикова и его сердечного приятеля, губернатора Рыжакова. Но об этом знали очень немногие. В том числе и Людмила Лякина, секретарь суда. Ее свидания с господином судьей продолжались, но не носили постоянного характера и уж, во всяком случае, без прежнего фрондерства на судейском столе, которое они с блеском продемонстрировали оба в первое свое любовное свидание.

2

Роберта Васильчикова защищали четыре наиболее известных в городе адвоката. Сам обвиняемый сидел не в металлической клетке, где обычно содержат во время судебного заседания уголовных преступников, а на скамейке перед ней, вместе со своими адвокатами.

Дело в том, что буквально накануне по их представлению судья Самохвалов счел возможным изменить меру пресечения для обвиняемого, поскольку уголовное дело по обвинению его в убийстве Архипа Кураева было уже передано в судебное производство и сам Зотов не стал возражать против того, что Васильчиков больше не представляет опасности во время проведения следственных мероприятий. Теперь это была уже чистая формальность. Но сам факт замены содержания под стражей на обычную подписку о невыезде как бы давал теперь право Роберту Олеговичу лично руководить действиями своих адвокатов.

Михаил Юрьевич Зотов позже понял и оценил свой невольный промах. Искренне полагая, что дело это предельно ясное, он посоветовал отцу погибшего, Борису Анатольевичу Кураеву, не тратить деньги на защитника. Этим обстоятельством и воспользовалась адвокатская «орда» во главе с Робертом Олеговичем.

Со стороны потерпевшего было выставлено двенадцать свидетелей. И как ни старались адвокаты сбить их каверзными вопросами, поначалу ответы свидетелей оставались четкими и недвусмысленными, из которых выходило, что Васильчиков не оборонялся от нападения, а именно стрелял в человека, который как бы покусился на его право беспрепятственно выгуливать своего пса на детской площадке и натравливать его на прохожих. Другими словами, перед обвиняемым четко маячила сто пятая статья Уголовного кодекса — убийство при отягчающих обстоятельствах. И смягчающих обстоятельств — при собранных материалах обвинительного заключения — никак не предполагалось.

Особенно сильное впечатление на всех присутствующих в зале — а он был набит под завязку — произвели выступления друзей Архипа Кураева — Павла Соловьева и Льва Рогова, которые, вопреки возражениям адвокатов, что данными фактами оказывается якобы давление на суд, рассказали о славной боевой биографии погибшего друга, о его орденах и ранениях.