В Ко к Елизавете вернулись силы; она пишет длинные письма дочери; рассказывает о своих экскурсиях и сообщает, что прибавила в весе, добавляя: ужасно боится стать похожей на свою сестру, королеву Неаполитанскую. Довольно весела, но окружение ее приходит в трепет, когда она объявляет, что намерена принять приглашение баронессы Ротшильд, желающей показать ей свою виллу в Преньи, чьи оранжереи считаются одними из самых красивых в мире. Генерал Бешевики приходит в ужас и делится с графиней Штараи своим беспокойством:

— В Женеве очень опасно, графиня! Кто знает, что придет в голову этим анархистам — они там кишмя кишат.

Но Елизавета настаивает на этом визите.

— Передайте генералу, что его опасения просто смешны! — заявляет она фрейлине. — Что может случиться со мной в Женеве?

И даже отказывается от яхты, которую хочет прислать за ней баронесса Ротшильд. Есть глубокий смысл в том, что семейство Ротшильдов строжайше запрещает всем, кто находится у него на службе, брать чаевые. И вот утром 9 сентября Елизавета в провождении графини Штараи поднимается на борт судна Генеральной навигационной компании, чтобы плыть в Женеву. Собирается провести ночь в отеле «Бо—Риваж», где ее уже ждут генерал, доктор Кромар и слуги, что должны вернуться на следующий день.

Плавание продолжается четыре часа. Елизавета использует это время, чтобы накормить фруктами и пирожными какого—то маленького мальчика, — ведет себя крайне возбужденно. В час дня судно причаливает берегу, и императрица с фрейлиной в карете доезжают до Преньи, где ее ждет 58–летняя баронесса.

Прием у баронессы вполне удался, несмотря на слишком большое число лакеев в расшитых золотым галуном ливреях. На украшенном орхидеями столе прекрасная посуда венского фарфора, где—то негромко играет оркестр. Три дамы выпили шампанского и отведали вкуснейших блюд, одно них — «клецки, мусс из птицы и мороженое по—венгерски».

Потом осмотрели коллекцию предметов, превращавшую виллу в настоящий музей: произведения искусства, ковры, экзотические птицы, королевские оранжереи. Все это так понравилось императрице, что уехала очень довольная проведенным днем, расписавшись в золотой книге баронессы.

К счастью, не пролистала ее и не увидела на одном из листов подпись, которая потрясла бы ее, — подпись ее сына Рудольфа.

Вернувшись в Женеву, Елизавета и Ирма Штараи идут отведать мороженого — императрица от него без ума, — а затем возвращаются в отель, где, кстати, императрица проводит плохую ночь. Ночь эта светла, красива, и чувствительная Елизавета ощущает ее с почти болезненной остротой восприятия.

На следующий день, 10 сентября, она встает в девять утра; отправляется на улицу Бонивар к торговцу музыкальными инструментами, чтобы купить оркестрион и музыкальные валики для Марии—Валерии. Она думает, что оркестрион «доставит удовольствие императору и детям». Потом возвращается в отель, переодевается для дороги и пьет стакан молока, заставляя и графиню Штараи попробовать:

— Право, графиня, оно великолепно!

В час тридцать пять женщины выходят из отеля и пешком идут по набережной к дебаркадеру. Они не замечают незнакомого мужчину, который идет им навстречу и притом ведет себя как—то странно: прячется за деревьями, появляется, снова скрывается…

Внезапно он возникает перед императрицей, наносит ей удар кулаком или тем, что ей кажется кулаком, и, оттолкнув в сторону графиню, убегает. Фрау Штараи пронзительно кричит, видя, что императрица оседает на землю.