— Да если он посмотрит на вас всего однажды, — клянусь, не сможет остаться равнодушным, мой ангел! — нежно заверила она. — Убеждена — вы одна из самых красивых принцесс Европы!

Шарлотта, вздохнув, покачала головой.

— Говорят, императрица Елизавета так прекрасна — с ней не сравнится ни одна женщина.

— Конечно, но императрица есть императрица, не думаю, что она еще раз выйдет замуж. Но вы вполне выдерживаете сравнение с ней.

Немного ободрившись, Шарлотта ушла выбирать платье для вечернего бала. Отец проявил чрезвычайную щедрость и подарил ей накануне визита эрцгерцога несколько туалетов. Перед Шарлоттой встал очень серьезный вопрос: понравится она ему в светло—зеленом платье или в белом?

К несчастью, Максимилиан на нее даже не взглянул. Его все больше увлекала эта роль императорского туриста, а когда он смотрел на даму, всякий раз мысленно сравнивал с прелестной графиней фон Линден… И та, которая привлекла внимание, переставала его интересовать. Зато само пребывание в этой стране его очаровало, и он продолжал посылать домой многочисленные письма с пространными и тщательными описаниями страны и ее двора. Вот пример: «Культура выращивания цветов здесь самая замечательная из всех, что я когда—либо видел. Во всех городах меня ожидали прекрасные кареты. Однако меблировка дворцов не очень красива. Пригород Лекена славится тем, что там находится прекрасная резиденция, но королевский дворец в Брюсселе не имеет даже каменной лестницы. Мне кажется, все здесь построено из дерева…»

Другой темой писем стала его кузина, эрцгерцогиня Генриетта, ставшая герцогиней Брабантской и отказавшаяся от своей детской привычки распрягать пони молочников, чтобы покататься на них верхом. Утешилась тем, что поглощала в громадном количестве пищу, обретя фигуру почти квадратную.

Однако, надеясь развлечь родных сплетнями и описаниями, Максимилиан заблуждался. Эрцгерцогиня София, решив, что он над ней издевается, окунула перо в самые ядовитые чернила и написала сыну одно из тех писем, что умела сочинять только она: «После всего Генриетта пристроена и больше не представляет интереса. Но ты—то, Максимилиан, дал ли себе труд взглянуть на дочь Леопольда? Или намерен стать профессиональным мемуаристом?»

Получив взбучку, эрцгерцог открыл глаза, посмотрел на Шарлотту и обнаружил: да она и впрямь очаровательна, к тому же смотрит на него восторженными глазами. На наивном, нежном личике так явно читается любовь… на какое—то время молодой человек почувствовал волнение. Но боязнь за обещание пересилила все: он не решался навсегда связать свою судьбу с другой женщиной, не с Паулой фон Линден, — только она заслуживает такого подарка на всю жизнь.

И на следующий день Максимилиан сообщил королю Леопольду о своем намерении продолжить поездку.

— Мне еще надо навестить наших кузенов в Голландии и в Ганновере. — Он чувствовал себя смущенным под строгим взглядом короля. — Они ждут меня, не могу их разочаровывать.

Леопольд I покачал головой и заставил себя оставаться бесстрастным, как он всегда делал. Но в душе имел желание проучить наглеца: ради него пришлось пойти на большие расходы, а он, кажется, не обратил никакого внимания на Шарлотту. Хотя в Вене эрцгерцогиня София намекнула, что у нее на девушку совершенно определенные планы. Теперь этот простак собрался уезжать… Дрожа от сдерживаемой ярости, король отвечал:

— Пусть так. Посмотрите на Голландию и на Ганновер! Мудрый Габсбург должен все увидеть…

Итак, для молодого эрцгерцога дверь оставалась открытой, ему протягивали спасательный шест. Он мог еще сообщить, что по окончании протокольных визитов вернется в Бельгию, но нет, Максимилиан этого не сказал. Важно попрощался с отцом и дочерью, а также со всей королевской семьей, сел в карету и уехал не оглядываясь.