– Я действительно сказал это: королевство для тебя и меня.

– Но не для Англии? Ты же англичанин, Генрих, и ты не заставишь поверить меня, что на твоем гербе не будет герба твоей родины, а значит, и твоего короля. Он, конечно же, назначит тебя местным князьком, вышлет тебе твою супругу вместе с твоими детьми. И кем же тогда стану я? Твоей сожительницей?

– Не пытайся казаться более наивной, чем ты есть на самом деле. У нас возможен и развод, ты это хорошо знаешь, и я, не задумываясь, расстанусь с прошлым.

– Развод есть в твоей стране, но не у нас. Меня с Клодом может разлучить лишь смерть…

– Не думал я, что ты так привязана к нему! – зло ухмыльнулся Генрих.

– Да, я привязана к нему, но не более…

– Его страсть к военным забавам когда-нибудь сделает из тебя вдову. И тебе нужно лишь спокойно дождаться этого часа рядом со мной. Я одарю тебя такой любовью, что время пролетит совсем незаметно.

В пылу страсти он преклонил перед нею колени, заключил в объятия, прильнул к губам:

– Хватит бороться с нами обоими, любовь моя! Позволь мне увезти тебя на край света!

Как было ему объяснить, что именно этот-то край света ее и страшит. Что, будучи просвещенной лучше многих других, она хорошо знала из записок людей, бывавших на бескрайних землях Северной Америки, насколько тяжела там жизнь, порой она бывает суровой, а то и скудной до нищеты. И представить себя в подобных условиях она не могла. Перед ней вставали картины: вот она в каком-то деревянном доме, в полном одиночестве и неведении ждет его возвращения после военных стычек, она лишена привычного комфорта и постепенно стареет подле своего единственного мужчины, которого рано или поздно годы все равно отберут у нее, хотя для нее он и был мужчиной ее жизни. Она понимала это сердцем. И мысль о разлуке с ним была невыносима. От одного его поцелуя у нее подкашивались ноги, а внутри все начинало гореть. Она попыталась отдалить расставание:

– А подождать тебе нельзя? Не могу же я бросить все вот так сразу, тот же дом, детей. Мне нужно время, чтобы все обдумать…

– У меня его нет, даже для тебя. Поскольку все подготовлено и любая задержка, а уж тем более длительная, может стать для меня опасной! Так что либо теперь, либо никогда!

– Но это же невозможно! Нет у женщины права в несколько часов бросить то, что создавалось всю жизнь. Такой бесповоротный отъезд, к нему готовятся…

– Не делала ли ты это дважды, когда в твою дверь внезапно стучалась обрушивавшаяся на тебя немилость? Ты что же, не отступалась?

– Да, но с твердым намерением вернуться, к тому же у меня всегда было достаточно времени на сборы багажа и слуг, которые отправлялись со мной. Постарайся это понять, Генрих!

Он вскинул голову:

– Понять что? Что ты не хочешь растерять свое благополучие, что ты не способна отказаться от удобств, как это называется у нас? Даже тогда, когда к тебе пришла самая прекрасная любовь на свете, для тебя гораздо важнее туалеты, слуги, удобства и бог знает что еще! Нелегкая, пусть и увлекательная, жизнь в колонии пугает вас, герцогиня де Шеврез?

Насмешливость и высокомерие, сквозящие в его голосе, хлестнули по самолюбию Марии, подняли в ней гнев:

– Почему бы и нет? Ты требуешь от меня отказа от всего. От всего! Семьи, положения, привязанностей, состояния, чести – всего того, чего не лишаешься ты, потому что мужчине, отправившемуся на поиски приключений, будут прощены любые его шалости. Но только не его спутнице! Если ты любишь меня так, как о том заявляешь, отправляйся созидать королевство, которое ты обещал преподнести мне в дар, и потом уж зови меня!

– А почему бы не дождаться и дворца, поскольку без него обойтись ты не можешь?

– Не замечала я, чтобы ты ютился в лачуге или чтобы роскошь тяготила тебя.