|
Когда к ним перешла квартира Розы, Марта и Зигмунд предоставили ей собственную спальню с окнами, которые выходили на Берггассе, чтобы Анна имела собственный уединенный уголок для учебы. Она проявляла большую заинтересованность к работам своего отца. Две старшие дочери относились к ним равнодушно, как к чему–то не предназначенному для молодых женщин. Анна, напротив, не смущалась, она читала книги и статьи отца с того времени, когда была способна понять их. Если же содержание оказывалось слишком сложным для понимания в шестнадцать, а затем семнадцать лет, она шла к Зигмунду и настаивала, чтобы он разъяснил прочитанное более простыми терминами. Несмотря на молодость и неопытность, она была хорошо осведомлена об эдиповом комплексе, о тяге к инцесту, о подавлении и действии подсознания. Не участвуя во встречах по средам, она иногда спрашивала разрешения присутствовать на его беседах с Джонсом, Ференци или Абрахамом. Она постепенно и осторожно установила отношения дружбы с Отто Ранком, Гансом Заксом и в особенности с Максом Эйтингоном, который ей явно симпатизировал. Коллег Зигмунда не смущало ее присутствие, и они откровенно говорили о своих пациентах и рукописях, словно Анна была их коллегой, это служило признанием ее ума и профессионального отношения, перенятого от отца. В отличие от Матильды и Софии она не стремилась выскочить замуж; она намеревалась продолжать учебу дома и разделять бремя отца в той мере, в какой позволяли обстоятельства. Для Зигмунда она стала незаменимым компаньоном в путешествиях. Анна обладала родственным ему складом ума, и им не приходилось много говорить: казалось, они читали мысли друг друга по взгляду, выражению лица, изменившемуся настроению. Зигмунд удивлялся тому, что самая младшая из его детей, и к тому же девочка, оказалась ближе к нему по темпераменту, чем его сыновья, с которыми он проводил лето в горах, на воде, в прохладных, пахнущих смолой лесах. Если бы Анна была мальчиком, то следующей осенью поступила бы в Венскую клиническую школу. Младший сын Эрнст, которому исполнился двадцать один год, изучал в Венском университете архитектуру и проявлял незаурядный талант. Двадцатидвухлетний Оливер завершал курс прикладной математики, в то время как Мартин в свои двадцать три года все еще учился в коммерческом колледже Экспортной академии, той самой, где Александр опередил Зигмунда в получении звания профессора. Зигмунд воспринял без энтузиазма поступление Мартина в Экспортную академию, но и не сопротивлялся желанию старшего сына. Видимо, судьбе было угодно, чтобы мальчики не пошли по стопам отца, а возможно, и потому, что Зигмунд не поощрял интерес сыновей, потеряв вкус к собственной профессии, которая превратила его в изгоя на такой длительный срок. Сыновья, судя по всему, были довольны своим выбором. Немногим женщинам удавалось закончить клиническую школу. В своей группе он имел одну такую женщину – доктора Маргариту Хильфердинг. Анна же, казалось, была счастлива, посещая школу собственного отца, который охотно занимался со своей целеустремленной и интересной дочерью. Зигмунд говорил, что по красочности нет места, сопоставимого с Венецией, особенно когда видишь в первый раз город, построенный на наносных островах лагуны. Анне понравились площади Сан–Марко, Дуомо, фигуры, ударяющие по колоколу на часах Кампаниле, Лоджетта Сансовино, прогулка на гондоле по Большому каналу, мост Дель Академиа, посещение рыбного рынка против моста Риальто, осмотр галереи Дель Академиа, в которой хранится прекрасная коллекция картин Венециано, Мантеньи, Тициана и Тинторетто, и затем поездка на пароходе в Мурано и Торчелло. |
