Для «я» перцепция играет ту роль, которая в «оно» выпадает на долю инстинкта. «Я» представляет то,
что можно назвать рассудком и здравым смыслом в противоположность «оно», которое содержит в себе страсти.
Зигмунд сделал замечание, что «оно» не обладает возможностью проявить к «я» ни любви, ни ненависти. «Оно» не может сказать, чего хочет; «оно» не
несет объединенной воли. В нем борются эрос и инстинкт смерти… Можно было бы представить себе «оно» находящимся под господством молчаливых, но
мощных инстинктов смерти, которые хотят, чтобы их не трогали (подталкиваемые принципом удовольствия), хотят заставить успокоиться озорного
Эроса.
Новой сущностью стало «сверх я», производное ранних детских восприятий соотношения между объектами, то, что он раньше считал «идеалом я»,
представителем общества внутри психики, включая сознание, мораль, стремление. «Сверх я» выступает как сторож над «я», проводит различие между
правым и неправым и старается удержать «я» от совершения проступков, которые привносят чувство вины и последующую совестливость.
После этого он записал то, что, по его мнению, было главным в докладе: «Психоанализ есть инструмент, позволяющий «я» добиться победы над «оно».
Психоанализ явился также средством достичь понимания того, как работает подавляемое человеческое сознание под влиянием надвигающегося конфликта
между Эросом и Танатосом, любовью и смертью.
6
Началось с того, что он заметил пятнышко крови на ломте хлеба, который жевал. Оттянув правую щеку одним пальцем, а другим верхнюю губу, он
увидел в зеркале место, откуда сочилась кровь, но не придал этому значения: пройдет! Через два дня кровотечение возобновилось. Он прикоснулся к
этому месту кончиком языка, а дотронувшись до него пальцем, обнаружил кровавое пятно. Он помнил расхожую фразу клинической школы: «Бойся
кровотечения без боли». Кровь сочилась позади последнего зуба, и он приписал кровотечение вспухшей десне или больному зубу. Проходили недели, и
он стал замечать, что пятно расширяется и становится шероховатым на ощупь. Когда же припухлость стала распространяться на нёбо, он решил, что
следует обратиться к врачу.
Выбор пал на профессора и главу университетской клиники уха, горла, носа в Городской больнице доктора Маркуса Гаека, с которым он познакомился
более года назад. Гаек опубликовал признанные важными работы о заболеваниях полости рта. Несмотря на свою нелюбовь к телефону, Зигмунд позвонил
Гаеку, но так, чтобы никто из членов семьи не мог его слышать, и договорился о приеме на Бетховенгассе.
Маркус Гаек, которому исполнился шестьдесят один год, был на пять лет моложе Зигмунда Фрейда. Он родился на Балканах, изучал медицину в Венском
университете и получил ученую степень в 1879 году, двумя годами раньше Зигмунда Фрейда. Выглядел он неряшливо – седоватая борода и облысевшая
голова, жидкий хохолок волос посередине, торчащий вверх, а затем закручивавшийся неописуемым образом. Его красили лишь чудесные глаза – широко
расставленные, печальные, сочувствующие.
Доктор Гаек быстро провел осмотр, затем выпрямился и небрежно изрек:
– Ничего серьезного. Всего лишь начало лейкоплакии на слизистой оболочке твердого нёба.
– Исчезнет ли она со временем?
– Не думаю. Лучше удалить ее. Это несложная операция. Приходите в мою амбулаторию в Городской больнице рано утром. Я произведу удаление, и к
полудню вы будете дома. |