Граф выбрался из тесноты хижины и осмотрелся вокруг.

Когда они с проводником пришли сюда, у него не было ни времени, ни желания особенно оглядываться, но зато теперь де ла Верда рассмотрел полноводный, быстро текущий водный поток, чуть шире, чем положено быть ручью, лес по обоим берегам и огромный гранитный валун, возвышающийся над хижиной.

Дон Мигель с трудом влез, скользя сапогами по мокрым крутым склонам на его вершину и огляделся окрест. Жилье Тома окружали раскидистые кроны огромных дубов. Деревья были старые и кряжистые, и, наверное, помнили ещё те времена, когда на земле властвовали эльфы. Где-то на севере дубовая роща плавно переходила в сосновый, с вкраплениями елей лес. Дул сильный, напоенный запахом леса ветер, но овевая лицо, он не был неприятен нашему герою, наоборот, эти порывы что-то пробуждали в его душе, какую-то неясную, щемящую грусть.

Вскоре граф заметил и Тома - тот вниз по течению ловил рыбу. Рассеянно наблюдая за его уверенными и неторопливыми движениями человека, которому некуда спешить, дон Мигель внезапно замер от острого чувства зависти к этому неприхотливому образу жизни - когда абсолютно безразлично как поведет себя король Людовик, что скажет Йорк, будет ли доволен им новый назначенный на престол в прошлом году папа римский Сикст. Понтифик, правда, то же разделял его убеждение о более суровых методах борьбы с ведовством, но все-таки такого глубокого взаимопонимания, как с его предшественником у графа не было. С внезапной силой дона Мигеля вдруг потянуло оставить службу его святейшеству и уехать на родину в Испанию, в свой фамильный замок в Каталонии, но прежде, конечно, нужно было выполнить папское поручение в этой зеленой и мокрой стране.

- Всё суета сует,- тихо сказал он себе, глядя на море бурых осенних листьев,- жизнь проходит в странствиях по чужим странам, в решении чужих вопросов и проблем! А ведь мне скоро сорок лет, я же ничего ещё не сделал лично для себя. Любил урывками чужих женщин, а на свою не хватило времени. Детей не завел! Всю жизнь боролся с нечистью, а сейчас беспомощен, не зная, как вырвать из нечестивых рук собственную жену. Всё я сделал как-то не так, и времени на исправление Господь может мне и не дать! Но как жить правильно? Вернуться в свой старый замок, управлять подвластными людьми, провожать день за днем? А как же долг вассала перед королем, почтительного сына церкви перед его святейшеством? Как же борьба с ересью? Все бросить?

В первый раз в жизни дон Мигель задавал себе такие вопросы, и не находил на них ответа.

Почему эта история должна была случиться именно с его женой? Чем он прогневал Всевышнего? Или это, наоборот, были козни лукавого? Де ла Верда истово прочитал охраняющие молитвы. Сам того не заметив, он в задумчивости простоял на камне почти до ранних осенних сумерек, едва поспев к ужину.

Том сварил уху и они, поужинав, ещё немного посидели в молчании у очага и отправились спать.

А когда утром дон Мигель открыл глаза, то увидел, что над ним, склонившись, сидит юная девушка, действительно, изумительной красоты. Черные волосы, заплетенные в две перевитые жемчужными нитями толстые косы, располагались на голове так, что выставляли на всеобщее обозрение больше обычного заостренные уши, украшенные драгоценными камнями. Раскосые, чуть удлиненные к вискам голубые сверкающие глаза, с длинными загнутыми ресницами, аккуратный прямой носик и полные розовые губы являли собой образец никогда не виденного им до селе совершенства. Она была неправдоподобна! Но особенно заворожил графа откровенно любопытствующий взгляд, которым эта крошка уставилась в его лицо.

Никогда так бесцеремонно не разглядывали девушки графа, и тот почувствовал себя весьма неловко, когда понял истинный смысл этого интереса. Он был для неё диковинным непонятным существом, а вовсе не привлекательным мужчиной - что-то типа забавного зверька!

Можно только представить, как разозлила эта мысль высокомерного испанца, больно щелкнув по самолюбию.