Три дня автор усилено раздумывал над тем, что делать с этой пациенткой, у которой, очевидно, поврежден мозг в результате кровоизлияния, с остаточными явлениями пареза, с выраженными симптомами афазии и алексии, с таламическим синдромом, по поводу которого ей была сделана операция без заметных признаков улучшения, которая уже в течение 11 месяцев находится в состоянии отчаяния и беспомощности. Автор был почти согласен с плохим прогнозом на будущее у этой женщины, который дали ведущие неврологические клиники страны. Все это привело автора к заключению, что нужно исследовать экспериментально возможность помочь пациентке, объединив гипноз, психотерапевтические методы, использовав хорошо разработанную ее собственную модель крушения надежд и принципы работы Денгли, который экспериментально доказал, что утрата способности к обучению зависит от объема корковых поражений, а не от их локализации.

Основной смысл этого решения заключался в том, что у пациентки создалась хорошо разработанная модель крушения надежд и отчаяния, которые, если правильно их использовать, могут стать движущей силой для формирования очень выраженной эмоциональной реакции, что приведет к коррекции симптомов.

Этот план был комплексным и сложным; иногда он менялся не только со дня на день, но даже в течение одного дня, так что, если не считать некоторых моментов, пациентка никогда не знала, чего ждать от автора, и даже то, что было сделано, часто для нее, казалось, не имело смысла. В результате у пациентки всегда поддерживалось состояние ожидания, поиска, борьбы, состояние разрушенных надежд, эмоциональное состояние, в котором гнев, замешательство, отвращение, нетерпение и горячее желание взять все в свои руки и делать все упорядоченным, разумным образом стали преобладающими чувствами. (Во время написания этой статьи пациентка очень интересовалась тем, что будет включено в эту работу, и несколько раз говорила: «Ох, и ненавидела же я вас; вы приводили меня в ярость, и чем злее я была, тем больше старалась»).

Так как в решении этой клинической проблемы все обычные средства оказались неэффективными, то лечение носило характер клинического эксперимента. Однако, поскольку состояние пациентки было критическим, то не было возможности оценивать действительную пользу каждой в отдельности из многочисленных, изобретенных автором процедур. Можно было согласиться с компетентными специалистами известных в стране клиник в их оценке будущего прогноза заболевания у пациентки, как очень плохого, фактически безнадежного, о чем говорили и реальные результаты проводимого лечения.

К счастью, сиделка пациентки была очень разумным человеком, очень заинтересованным в этой ситуации, очень контактной, с удивительно хорошо поставленной речью, свободно владеющая современным языком. Этим и воспользовался автор в качестве своего терапевтического подхода, не знакомя с его целями и деталями саму пациентку.

На первом сеансе автор сказал пациентке, что она должна собрать всю свою волю, все свои физические и душевные силы, чтобы слушать внимательно каждый вопрос, который задает ей автор и приложить все усилия, чтобы на него ответить, каким бы странным он ни был. Пациентка в знак согласия кивнула головой, и ее спросили полное имя мужа. Прежде, чем она закончила свои первые попытки произнести его вслух, сиделка очень быстро назвала его имя, возраст, место рождения, что и записал автор с серьезным выражением лица так, как будто это сказала сама пациентка. Так же четко и медленно автор спросил у пациентки ее полное имя, включая и девичью фамилию. И снова сиделка, пока пациентка боролась со своими губами и языком, назвала имя, возраст, адрес и т. д. Продолжая в том же духе, автор серьезно задавал пациентке вопросы и записывал ответы на них, делая вид, что это ответы самой пациентки, некоторые из которых были намеренно приблизительными и даже ошибочньми. Постепенно удивление пациентки сменилось гневом и яростью, особенно тоща, когда стали даваться ошибочные ответы и даже неправильные сведения.