* * *

– В других обстоятельствах, я мог бы вас поздравить, полковник. Вы провели блестящий анализ ситуации и точно предсказали планы русских.

– Спасибо, герр генерал, – ровным голосом ответил Рихтенгден, – К сожалению, верного прогноза действий русского стрелка для победы оказалось совершенно недостаточно. Это несколько расходится с тоном официальных сводок, но то, что произошло под Киевом, я не могу назвать иначе как катастрофой.

– Я не был бы столь категоричен, – досадливо поморщился генерал. – Скажем так, все могло быть гораздо хуже, и в том, что мы отделались только прорывом из котла примерно половины окруженных войск противника, есть немалая ваша заслуга. Атака ночных истребителей не смогла полностью сорвать планы русских, но она предотвратила уничтожение десятков наших штабов и узлов связи и позволила оставшимся в живых генералам относительно быстро восстановить управление войсками.

– Оставшимся в живых… – медленно повторил Рихтенгден, словно бы пробуя эти слова на вкус. – Мы потеряли высших офицеров, прошедших Польшу и Францию, громивших англичан, сотнями тысяч окружавших и бравших в плен русских. Катастрофа именно в этом, герр генерал, а не в вырвавшейся из котла толпе деморализованных иванов, бросивших всю свою технику и артиллерию.

– Сбито пять русских бомбардировщиков, – сменил тему генерал, не желая продолжать неприятную дискуссию, – Нашими войсками взяты в плен восемь членов экипажей этих самолетов. Не всех удалось разговорить, но кое-что все же прояснилось. Вы опять были правы. Русский стрелок находился на борту одного из бомбардировщиков – на единственном Пе-2, задействованном противником в этой операции. Изначально он не должен был участвовать в нанесении бомбовых ударов, да и вообще в боевых действиях, но после появления наших «дорнье» взял на себя роль ночного истребителя, что послужило для наших летчиков крайне неприятным сюрпризом.

– Я в курсе наших потерь, герр генерал, – кивнул Рихтенгден.

– Потери не были напрасными, полковник. Сбитые пилоты противника подробно рассказали о том, как русский корректировщик руководил действиями бомбардировщиков. Скажу честно, это отдает мистикой и вызывает желание попросить у рейхсфюрера СС Гиммлера разрешения обратиться за помощью в его «Аненербе», – генерал едва заметно усмехнулся. – Ни на Пе-2, ни на тяжелых бомбардировщиках не было ничего похожего на радиолокатор, однако у всех пленных летчиков сложилось впечатление, что их наводили на цели с помощью какого-то невероятно точного устройства, которое «видело» не только самолеты противника, но и распознавало цели на земле.

– Не думаю, что такое устройство существует, – покачал головой Рихтенгден.

– Я тоже, – согласился генерал, – вернее, оно существует, но в единственном экземпляре. Я убежден, что русский стрелок сам является этим устройством.

– Если это так, а я склонен согласиться с вашим выводом, то не вполне ясно, что нам делать дальше. При таком раскладе мы можем ожидать сокрушительных ночных ударов в любой точке фронта и даже в нашем тылу. Герр генерал, вы хорошо представляете себе последствия прямого попадания двухтонной бомбы с русского ТБ-7 в какой-нибудь из наших стратегических объектов? А этот самолет способен нести их две…

– Есть одна зацепка, полковник. Я говорил вам, что агентурной разведке дано задание установить личность и местонахождение русского стрелка. В быстрый результат я не верил, но иногда случаются и приятные неожиданности.

Рихтенгден ничего не ответил, но чуть подался вперед, внимательно слушая генерала.