Раладан кивнул — возможно, все именно так и было.

— Жаль, что я отправил Сайла к Тихому. Своего офицера вы, наверное, узнали бы.

Он все говорил и говорил с Неллсом, ибо иначе ему пришлось бы… заниматься чем-то другим.

— Пойдем все туда, — сказал он, вставая. — Лучше объединить силы.

Близились сумерки — на этот раз настоящие, вечерние. Снова пошел дождь. Двумя улицами дальше проехал рысью небольшой отряд всадников — Хайна все еще патрулировала улицы, провоцируя громбелардских крыс, но было сомнительно, чтобы многие из них покинули свои норы, а если и так, то в лучшем случае ночью — чтобы смыться из города. Городское отребье не могло знать, сколько отрядов конницы кружат по улицам. Для них весь Громб был набит появившимся ниоткуда войском в сине-зеленых мундирах, занявшим рынок и улицы, копающимся в каких-то руинах.

Раладан остановился рядом с Готахом. К ним подходила горстка моряков, которым помогали идти или несли дартанские гвардейцы. Одного из тяжелораненых дотащили уже мертвым.

— Не вернулась?

Готах посмотрел на пирата. Однако Раладан не ждал ответа. Какое-то время он молчал.

— Твоя жена, господин, велела нам ждать, — наконец сказал он.

— Да, — согласился посланник, которому тоже требовалось время, чтобы составить разумный ответ. — И мы станем ждать?

Вопрос посланника имел смысл. Раладан пожал плечами и уставился в темнеющее небо, на котором не было даже следа звезд.

Прекрасный край.

— Если ты не обидишься, господин, то я отвечу тебе как моряк. Мне уже не хватает терпения. Женщина правит империей, а другая — королевством. Женщина… прекрасная женщина… недавно правила княжеством. Женщина разрушает Ферен, который состоит из женщин, и женщина идет все это исправить. Пора воткнуть туда кое-что… мужское. Может, наконец хоть что-то из этого выйдет.

— У меня тоже есть кое-что мужское, — сказал Готах.

— Ну тогда воткнем два.

18

В небольшой комнатке была разрушена одна из каменных стен, и в открывшейся нише Кеса обнаружила самое удивительное существо Шерера — бессмертного горбатого старца, именовавшегося стражем законов всего, а иногда Знающим. Посланница знала историю этого… наказания и не могла поверить, что его наложила женщина. В нише глубиной в один шаг, а шириной самое большее в два за руки, ноги и шею приковали к стене седобородого калеку, единственная вина которого заключалась в том, что он следовал своему призванию. Так выглядела месть женщины, которую лишили мужа.

Кеса тоже была замужем. Смогла бы она за подобную провинность обречь кого-либо на такую пытку? Она задала себе этот вопрос, но не ответила.

Однако ее приводила в ужас мысль о том, что женщина, ответившая на этот вопрос утвердительно, — теперь правительница Вечной империи.

Чудовище, купающееся во власти.

Хотя — в самом ли деле? Может, однако, она все же о чем-то жалела, что-то понимала? Она совершила поступок, который сочла необходимым и справедливым, но по прошествии лет отменила свое решение, ибо пришла к выводу, что так надо. Она согласилась на то, чтобы кто-то увидел в ней чудовище… Это свидетельствовало о смелости. Может быть, о раскаянии, чувстве вины, угрызениях совести?

Или о том, что императрицу не интересовало мнение других.

У ног бессмертного старого музыканта лежали прогнившие остатки какого-то инструмента.