Шутка ли, к чему его подговаривают? Взлететь на лошади выше города, выше туч и со всего маху грянуть об землю! А ну как не получится? Слишком живое воображение оказывает Мокше дурную услугу. Он видит себя вдавленным в грязь, с раздробленными костями, с треснувшим черепом и рядом мертвую лошадь. Это ж надо додуматься: не летать на пеге, как делали их предшественники, а заставлять лошадь биться об землю. Он еще раз взвешивает все: свою дружбу, свое доверие к Митяю, и понимает, что за Митяем он не пойдет, как сильно его ни любит.

– Нет! – говорит Мокша твердо.

Митяй разочарован. Он даже не сразу верит, что ему отказали. Что не захотели видеть новый, не щупанный, не виданный никем мир.

– Боишься? – недоверчиво спрашивает он. – Неужто боишься? Ты – и боишься!

Сияющие глаза Мокши выцветают. Он хочет жить. Фантазии – это все хорошо, да только не собирается он становиться мешком с костями.

– А то нет! Иди с колокольни прыгни, если невтерпеж! Хватило мне и с сосны в реку! – со злостью кричит он.

– А ты бойся бояться! Я, конечно, Тита Михайлова могу попросить, он не откажет. Даже если не до конца поверит, не откажет. Но я хотел тебя: ты же мой друг!

– Нет! – повторяет Мокша.

В глазах у него слезы. В груди рвется доверие.

– Нет! – снова объясняет он спине Митяя, хотя тот уже стоит рядом с пегами и не может его слышать.

Глава 2 Сумашечкин домик

Сумашечкин домик. Комната полна внешне нормальных людей. Одни читают, другие лежат на кроватях, третьи беседуют. Вдруг кто-то случайно произносит: «Дай взаймы!» Какой-то мужчина хватает табуретку и начинает ей размахивать. Врываются санитары, уводят. Входит строгий доктор: «Кто сказал «дай взаймы»? При нем нельзя говорить о деньгах!»

Сумасшедшего уводят на укол. Снова все тихо и спокойно. Потом кто-то случайно произносит: «Поцелуй!» Молодая девушка начинает кататься по полу. Входит строгий доктор: «Ну, просто, как дети! При ней нельзя говорить о поцелуях!» Девушку уводят.

И так поочередно уводят всех. В кадре – пустая комната.

Рина. Сюжет для короткометражки

Денис с таким усердием вытирал ноги о коврик, что, чудилось, он собирается протереть его до дыр. Не то чтобы ноги были грязные – просто он нуждался во времени для принятия решения. Ему казалось: он сейчас вытрет ноги, а потом повернется и уйдет, так и не коснувшись звонка. Так случалось уже трижды: Денис приходил, топтался здесь и… уходил. Вот и сегодня он повернулся, чтобы уйти, и даже занес уже ногу, но неожиданно услышал за дверью неясный звук, напоминавший женское хихиканье.

Больше всего на свете Денис ненавидел быть смешным. Он вспыхнул, протянул руку и решительно позвонил. И сразу ему открыли, точно кто-то давно следил за ним в глазок. По ту сторону, участливо наклонившись вперед, одинаково ласковые, милые и понимающие, стояли Дионисий Тигранович, Млада и Влада.

Денис что-то забормотал, объясняя свой приход. Его не слушали. Подхватили под руки, повели. Денис ощущал себя мухой, упавшей в мед. Смерть была липка, ужасна, но сладка. Через минуту он сидел уже за столом. Его обнимали, гладили, похлопывали по спине, как немцы в агитроликах ободряют сдавшегося партизана. Кажется, кто-то даже поцеловал его в шею. Он понадеялся, что все же не Белдо.

Затопленный любовью, пониманием и участием, Денис открывал и закрывал рот, улыбаясь во все стороны. Его смущало, что он до сих пор не объснил цели своего визита.

– Я хочу… – начал он.

Не слушая, на него замахали руками.