Паника, невесть откуда взявшаяся, захлестнула горло тугой петлей. Что-то случилось? Забыли закрыть газ? Угорели от камина? Нет, не может быть. Все окна открыты, воздух совсем чистый.
Неужели эта маленькая зараза сбежала с мальчиком?!
Джон вихрем взлетел на второй этаж, где должны были располагаться спальни… Так и есть, комната пуста!
Он спустился вниз, кипя от ярости, и только здесь заметил двери в комнаты первого этажа. Осторожно приоткрыл одну — и сердце вновь упало. Здесь явно жила девушка, но сейчас комната была пуста, а постель не тронута.
Они удрали, малолетки несчастные!
Уже совершенно безнадежно он открыл дверь второй комнаты…
У великого Леонардо есть картина. Мадонна с цветком.
Маленький, но по-взрослому серьезный младенец Иисус на руках у девочки-матери. И непонятно, кто из них больший ребенок.
Та Мадонна была златокудрой, эта — брюнеткой, иначе сходство показалось бы Джону полным. На широкой кровати, обнявшись, спали крепким детским сном Лиза Кудроу и Брюс Брайтон. Золотистая головка мальчика покоилась на плече девушки, и темные кольца ее волос переплелись с его пшеничными вихрами. Во сне Лиза крепко обнимала ребенка, словно защищала от всех напастей мира. От подобной картины зарыдали бы даже каменные сфинксы — юная девушка, сама почти ребенок, защищает другого ребенка.
Джон неслышно вздохнул, покачал головой. Воспитательница.
Да что же он на нее злится? Взрослый, здоровенный мужчина — на такую кроху. Если она в чем и виновата, так только в том, что родилась на десять лет позже Джона Брайтона.
Последняя мысль ему самому показалась несколько фривольной и двусмысленной, поэтому он поскорее убрался от двери и отправился на кухню. Сварит он им лучше кофе, вскипятит молока, и тогда, преломив, так сказать, хлеб, они смогут найти общий язык.
На кухне было чисто, и он невольно усмехнулся, вспомнив вчерашний душ из грязной воды. Нашелся кофейник, молоко в холодильнике, и свежие булочки стояли в бумажном пакете у задней двери — так уж было принято в Батон-Руж.
Закипела вода, и по кухне потек аромат свежего кофе и разогретых в духовке булочек. Джон не удержался, отщипнул хрустящую корочку и тихо рассмеялся.
Как хорошо будут они завтракать в Касл-Мэноре! И Брюс будет гонять на пони по окрестным лугам и меловым утесам, а маленькая воспитательница… и ей пони дадим, лошадь для нее велика.
И будет детский смех в старом доме, и запах горячих булочек и кофе, будет теплый желтый свет в стрельчатых окнах по вечерам, и тете Агате наконец-то будет кому рассказать все свежие — и старые! — сплетни про деревенскую жизнь…
Джон обернулся на шорох, послышавшийся сзади.
И мир заволокло белой мглой.
Лиза проснулась и с недоумением уставилась на солнечных зайчиков, бесившихся на потолке. Минуточку, сейчас же ночь?
Потом она почуяла запах кофе.
Потом поняла, что рука и плечо у нее онемели до полного бесчувствия, и кофе, наверное, варит Брюс.
Потом она скосила глаза — и увидела спящего Брюса.
Лиза рывком села на постели. Брюс недовольно заурчал, потянулся и тоже сел, хлопая заспанными зелеными глазищами. Открыл было рот, чтобы спросить о чем-то — но Лиза стремительно прихлопнула ему рот ладошкой.
— Тс! В доме кто-то есть.
— ???
— Я заснула вчера и дверь не закрыла. Тихо, ладно?
— Угу. Давай его выгоним?
— А вдруг там бандит?
— А мы вооружимся.
— Чем, дурачок?
— Сама ты! Есть бейсбольная бита?
— Терпеть не могу бейсбол.
— Странно. Национальная гордость Америки. Во! Офигенно тяжелый! Пускаем в глаза, а потом бьем по башке. |