Полли грела напиток над огоньком лампы. Из одной чаши поила мальца, другую пускали по кругу взрослые: ночь выдалась зябкой. Завернутый в одеяла, как кукла, внук маляра перестал дрожать, а за третьей чашей вина согрелся и уснул. Стоило подождать до утра, но уже сейчас стал заметен румянец, проступивший на его щеках.
— Вот видите!.. — обиженно проворчал Маляр. — Никакого мора! А хотели выгнать…
Поняв, что опасность миновала, он накрылся плащом и захрапел.
— Благодарю вас за помощь, добрый воин, — сказала Полли Джоакину.
— А, пустое… — отмахнулся он, хотя и немного задрал подбородок.
Помедлил, поразмыслил и выдавил:
— Вы, сударыня, это… тогда, в Излучине, я, как бы сказать… ну, я повелся недостойно. Простите меня.
Полли улыбнулась:
— Я давно уже не держу на вас обиды. Думала, сударь, что это вы затаили зло.
Джоакин потупился:
— Затаил зло?.. Ну, нет, не было… что вы…
— Расскажите что-то любопытное. Хотя бы о Западе, где вы столько воевали.
Он замялся:
— Я, сударыня… Ну, словом… Это так глупо было…
— О чем вы, сударь?
— Понимаете, я провел на войне всего два месяца и не побывал ни в одном сражении. И с графом ни разу не говорил.
— Как же так?
— Я был в Южном Пути, когда узнал, что граф начал войну. Отправился на Запад, чтобы наняться к нему в войско, но пока добрался, несколько сражений уже было дано. А когда я прибыл, то началось худшее. Мельники избегали боев — отступали, изматывали нас постоянными переходами. Они выжигали посевы. Устраивали засады и уничтожали наших фуражиров. Мы мучились от голода и теряли дни, чтобы отклониться далеко в сторону и найти продовольствие. А Мельники тем временем собирали силы. Когда они, наконец, встретили нас среди поля, мы были уставшими и вымотанными, а у них перевес в тысячу всадников. И главное, на их стороне были два батальона кайров из Первой Зимы. Герцог Ориджин прислал Мельникам помощь… Словом, наш граф посмотрел на все это, взвесил шансы и предпочел договориться. Мы день постояли напротив вражеского войска, сложили оружие и сдались. Первородных рыцарей Мельники оставили в плену ради выкупа. А простых воинов… таких, как я… отпустили. Вот как все было, сударыня.
— Зачем же вы придумывали? Отчего сразу не сказали, как все было?
— Так ведь позор же…
Девушка с мягкой улыбкой тронула руку воина.
— Если вам угодно, перейдем на "ты". Зовите меня Полли.
Утром, как подобает простуженному, Маляренок добросовестно кашлял, чихал и фонтанировал соплями. Лицо сделалось розовым от лихорадки, ничего похожего на сизый мор.
Снайп лишь пожал плечами. Старуха Мэй проворчала:
— Сам виноват, что лазил под дождем. Был бы умный, не простудился бы.
Луиза примирительно сказала деду и внуку:
— Вы не серчайте, что мы на вас так напустились… У меня-то самой дети. Согласитесь, мало радости путешествовать, коли мор поселился в обозе.
— Да я все понимаю… — проворчал Маляр. Маляренок чихнул.
Луиза добавила, повернувшись к Полли:
— А ты молодчина, что настояла на своем. Хороша.
Хармон Паула тоже подошел к Полли.
— Знаешь, я вот ночью поразмыслил… Смотрю, ты девица работящая. Хорошо стряпаешь, шить умеешь, поешь красиво. Словом, не желаешь ли с нами поездить?
— Куда? — не поняла Полли.
— Всюду. Поработаешь у меня пару месяцев, попутешествуешь с нами. А летом поедем назад в Альмеру, и я тебя высажу на севере Короны, если захочешь. |