Совершенно очевидно, что здесь, в таком тесном кругу все бы сразу увидели его приходы и уходы. Нет, это невозможно. Но вряд ли двух ночей, проведенных вместе, было бы достаточно для той цели, которая свела их вместе по велению Жиля.
При каждом воспоминании о сегодняшнем пробуждении ее бросало в жар. Конечно, во всем виноват матрац и его слабые пружины, иначе она ни за что не оказалась бы рядом с ним. Господи, как она лежала в его объятиях! До сих пор чувствует тепло его рук и не припомнит, чтобы когда-то чувствовала себя так уютно, безопасно и так бы крепко спала, как сегодня ночью. Но, слава богу, что она смогла отодвинуться от него, прежде чем он проснулся, а то каково бы было его удивление обнаружить ее рядом.
В зеркале — Дельфия причесывала ее — она увидела свое недовольное выражение лица. Вообще-то, нельзя быть несправедливой к Ровану, надо признать, что ночью он вел себя совершенно достойно, даже без этой злосчастной ночной рубашки. Не виноват же он в том, что у него большой вес или что она так беспокойна во сне.
— Что-нибудь не так? — спросила Дельфия с полным ртом заколок. Но через минуту все они были на месте, поддерживая длинные, тщательно уложенные локоны. — Может быть, сделаем что-нибудь поинтереснее?
— Нет-нет. Сегодня мне нужно что-то попроще. Я просто задумалась.
— О прошлой ночи?
— Скорее, от утра. Ты знаешь, — Кэтрин поджала губки, — какие разные бывают у мужчин фигуры.
Дельфия округлила глаза.
— Я подумала, какими они бывают твердыми… Перестань хихикать, я имела в виду их мускулы.
— Да, мэм, я понимаю.
— У других не такая мощная грудь, руки, сильные ноги, как у Рована. Не удивительно, что он был так уверен в победе на турнире.
Она не ожидала, что ей будет так приятно говорить о нем.
Дельфия встретила в зеркале взгляд Кэтрин.
— Он не обидел вас?
— Нет, конечно, нет.
— У вас ничего не болит? У меня есть специальная мазь, вы на ночь смажете, где нужно.
Кэтрин покачала головой.
— Да не нужна она мне.
— Меня не нужно стесняться, ведь мужчины не всегда сознают, что делают: они продвигаются слишком быстро и начинают, когда вы еще не совсем готовы, а мазь все облегчит.
— Говорю же тебе, мне ничего не нужно. — Кэтрин старалась не
смотреть в зеркало, ускользая от испытывающего взгляда Дельфии.
Наконец Дельфия спросила:
— Вы не были с ним?
— Что ты имеешь в виду? — Кэтрин вспомнила предупреждение Рована.
— Вы не проведете меня, мадам Кэтрин, я слишком хорошо вас знаю. Я же вижу — у вас нет того взгляда, той довольной улыбки. Что вы делали? Чья кровь там, на простыне, ваша или того мужчины?
— Я не знаю, что ты имеешь в виду.
— Вы должны знать. О! Вы просто дурачите мистера Жиля.
Боль и страх переполнили Кэтрин. Ведь служанка могла все рассказывать Жилю. Стараясь быть как можно спокойнее, она произнесла:
— Не можешь ты меня так уж хорошо знать.
— Тогда рассказывайте, что делал мистер Рован.
— Некоторые вещи слишком интимны, чтобы о них рассказывать. — Глупо предполагать, что она была в неведении о тайне двух тел, слишком много времени она провела в кулуарах, выслушивая рассказы о всевозможных проблемах, беременностях и прочих женских делах. Но даже если бы прошлой ночью что-то и произошло, вряд ли она могла поведать об этом служанке, да и не только ей.
Дельфия тряхнула головой.
— Я не верю. Вам бы как-то было неудобно; ну, во всяком случае, вы бы думали о том, чего лишились.
Служанка смотрела туда, где лежали ее ночная сорочка, банное турецкое полотенце и простыни, сдернутые с кровати. Какие же еще нужны ей дополнительные доказательства? Ладно, пусть будет как будет, время покажет. |