– И так я обрабатываю все документы, один за другим. В этой вот стопке оказались самые разнообразные документы: счета, копии писем, ответы на распоряжения епископа, отчеты о ходе уборки урожая, перечни монастырского имущества. Все датируются, с небольшими отклонениями, 1357 годом.
Она один за другим брала пергаменты из пачки на столе.
– И в конце концов, – она взяла последний лист, – я вижу это.
Все уставились в одну и ту же точку.
Никто ничего не сказал.
По размеру пергамент был точно таким же, как все остальные в пачке, но вместо плотных – строка к строке – записей на латинском или старофранцузском языке этот содержал всего лишь два небрежно нацарапанных самых обычных английских слова:
СПАСИТЕ МЕНЯ
4/7/1357
– Если вы еще не слишком удивлены, – добавила Элси, – сообщаю вам, что это почерк Профессора.
В комнате воцарилась тишина. Никто не двинулся с места, даже не пошевельнулся. Все лишь молча смотрели на кусок пергамента.
Марек лихорадочно обдумывал случившееся, перебирая в уме возможности. Благодаря своему детальному энциклопедическому знанию средневекового периода, он много лет служил внештатным экспертом по средневековым экспонатам в Метрополитен‑музее искусств в Нью‑Йорке и потому имел большой опыт в определении разнообразных фальшивок. Вообще‑то, ему редко попадались подделки средневековых документов; обычно это были драгоценные камни десятилетнего возраста в старинном браслете или броневой панцирь, изготовленный на самом деле в Бруклине, но опыт давал ему ясное представление о том, как провести проверку.
– Ладно, – сказал он. – Начнем сначала. Вы уверены, что это его почерк?
– Да, – ответила Элси. – Вне всяких сомнений.
– А откуда вы это знаете?
– Я же графолог, Андре, – фыркнула она. – Но лучше удостоверьтесь сами.
Она взяла со стола записку, которую Джонстон написал несколько дней назад: счет, в углу которого Профессор небрежно нацарапал печатными буквами: «НУЖНО ПРОВЕРИТЬ ЭТИ РАСХОДЫ». Положила ее на пергамент рядом с надписью.
– Общеизвестно, что печатные буквы легче анализировать. Например, его буква Н имеет дополнительную диагональную перекладинку. Он проводит одну вертикальную линию, поднимает ручку, проводит вторую вертикаль, а потом, не отрывая ручки от листа, ведет ее назад, чтобы провести перекладину, оставляя при этом в нижней части буквы диагональный штрих. Или посмотрите на Р. Он проводит черту снизу вверх, затем, не отрывая ручки, ведет обратно, чтобы сделать полукруг. Или Е, в которой он проводит вертикальную черту, а потом добавляет зигзагообразную линию, напоминающую греческую «сигму». У меня нет ни малейших сомнений: это его почерк.
– А не мог его кто‑нибудь подделать?
– Нет. В подделках всегда можно заметить лишние отрывы ручки от бумаги и много других признаков. Это писал он, собственной рукой.
– А не мог он сам разыграть нас? – спросила Кейт.
– Если это шутка, то крайне дурного тона.
– А как насчет возраста этого пергамента? – поинтересовался Марек. – Он такой же, как и у остальных листов из свертка?
– Да, – ответил Дэвид Стерн, оторвавшийся наконец от своей работы. – Даже без углеродного анализа я могу утверждать: этот образец имеет тот же возраст, что и остальные.
Марек задумался.
– Но как это может быть? Ты уверен? Это же различные виды пергамента. Поверхность кажется мне более грубой.
– Она действительно грубее, – согласился Стерн, – потому что плохо очищена. В средневековые времена пергамент очень ценился. |