Утром проснулся от беготни команды и скрипа уключин. Под веслами ушкуй отходил от пристани, тихо журчала за бортом вода, все дальше и дальше удалялись мы от Казани. Мимо нас тянулись берега, покрытые свежей зеленой травой. По лугам паслись стада овец и коней. Прощай, Татария. Команда поставила парус, и попутный ветер увеличил ход. Весла уложили вдоль бортов, команда занялась своими делами, от очага, выложенного на листе железа, потянуло дымком и запахом варева. На небе не было ни тучки, я наслаждался покоем и бездельем. По большому счету это была большая удача, не многим удавалось вернуться из плена домой. Я стал у борта, облокотившись на поручни, и бездумно глядел на воду и проплывающие берега. Безмятежность поселилась в моей душе.
Позвали на поздний завтрак – каша и вареная рыба. После еды потянуло в сон, сопротивляться не стал. Встав отдохнувшим, я подошел к купцу, что стоял на корме, рядом с кормчим.
– Петр, не найдется ли кусок сала, заплачу отдельно.
Петр засмеялся:
– Все русские из Казанского али Крымского ханства об одном просят. Есть немного, но для тебя не жалко.
Я с такой жадностью вцепился зубами в кусок, что уже не мог оторваться, пока не доел.
– Ну, спасибо, Петр, уважил!
– А как ты в плену оказался?
Торопиться было некуда, и я рассказал о дороге из Москвы в Рязань, о разбойниках. При упоминании пузатого владельца ладьи купец и кормчий переглянулись:
– Э, так вот чем он промышляет. Были, были у нас нехорошие мысли. Давно ведь по Итилю да Оке плаваем с товаром, иногда встречаемся, только не видели никогда, как он товар на пристани грузит. Надоть в Тайный приказ обсказать – пусть с пристрастием поспрошают. Думал, людей в рабство в татарву али крымчакам – так и концы в воду.
Дальнейшее мое повествование выслушали с интересом. К концу рассказа недалеко от нас стояло полкоманды, прислушиваясь к разговору. И то – газет, радио нет, любая новость в охотку.
– Ничего, – похлопал меня по плечу купец. – Теперя домой возвертаешься, дома-то есть кто, ждут?
– Должны, коли худого ничего не случилось, сам понимаешь, год дома не был.
Поужинав, улеглись спать. На ночь ушкуй подгоняли к берегу, разводили костер и выставляли охрану. Меня пока никто к работам не привлекал. На третий день пути впереди, прямо на берегу, показался небольшой бревенчатый дом, рядом причал и лодки. Река во всю ширину была перекрыта цепью.
– Застава татарская. Сейчас шарить начнут. Эй, убрать парус.
Команда забегала, парус сначала захлопал, обвис и упал на палубу. Ход замедлился, и, почти уткнувшись носом в цепь, мы бросили якорь. Не спеша, вразвалку в лодку с берега сели трое вооруженных татар и погребли в сторону ушкуя. По веревочной лестнице взобрались на палубу, по-хозяйски прошлись по ушкую. На плохом русском, упершись в меня пальцем:
– Кито такой, э?
Я ответил на хорошем татарском:
– Еду на родину, вот перстень и тамга визиря Казанского.
Лица татар вытянулись от удивления. Молча прочитали тамгу, посмотрели перстень, так же молча отошли. «Пронесло», – с облегчением подумал я. О чем-то переговорив с купцом, татары сели в лодку и отбыли. Через какое-то время цепь ослабла, провиснув ниже днища корабля, и мы вновь подняли парус. Все, теперь я уже на родной земле. Здравствуй, Русь, как я по тебе соскучился! Ей-богу, был бы не на ушкуе, поцеловал родную землицу. Проплыв около версты, на левом берегу показался такой же домик с лодками, правда, цепи не было.
– О, – указал Петр на берег, – теперича русская стража да мытари. Сейчас к нам подплывут.
И точно – из домика, что-то дожевывая, выскочили двое ратников в кольчугах и при мечах и с ними один в синем кафтане мытарь. |